Кровавые сны
Шрифт:
— Воистину, это так, — сказал Отто, прикидывая, не будет ли очередное наполнение бокала и отрезание ломтя превосходного сыра воспринято как непозволительное нахальство. Так и не придя к определенному выводу, он решил пока воздержаться и немного отвлечь начальника от возвышенных мыслей. — В деревеньке, через которую я проезжал перед прибытием в лагерь, оказывается, празднуют Фасанг.
— Ты видел своими глазами, или кто-то рассказывал?
— Так ведь самое время, ваша милость, весна. Конечно, видел, и девок в венках, и крестьян веселящихся.
— В Баварии Святой Официум принимал меры против народных суеверий, — Кунц потеребил гладко выбритый подбородок, вспоминая. — Кое-то требовал процессов
— Было бы славно нагрянуть туда к ним на праздник, — мечтательно сказал Отто. — Некоторые из девок хорошо смотрелись бы, привязанные к столбам.
— Нынче мы не располагаем полномочиями трибунала, — строго произнес Кунц. — А если бы и располагали, я вряд ли начал деятельность с расправ над крестьянами. У короля и церкви есть слишком серьезные враги, чтобы отвлекаться на босоногих простушек с венками в волосах.
— Но ваша милость! — воскликнул Отто. — Никогда еще за то время, что я знаю вас, в Нижних Землях не было так спокойно. Армия короля сократилась, военные кампании прекращены, Брюссель готовится ко въезду наместника. Я проехал через полстраны, и всюду люди живут надеждой на конец кровопролития. Возможно, не за горами признание Римской веры единственной для всех Семнадцати провинций, и восстановление работы трибуналов, как это было всего несколько лет назад?
— Время не обернуть вспять, — с горечью и почему-то очень тихо ответил инквизитор, так что Отто пришлось наклониться, чтобы расслышать. — Я ведь занимаюсь перепиской принца с утра до ночи, и знаю, кто и о чем думает в Нижних Землях. Северные провинции не признают папу римского, и Молчаливый не приползет на коленях в Мадрид. Хуан Австрийский, верный воле короля, продолжит настаивать на церковном единстве под эгидой Рима, но принц понимает, что ничего уже не будет так, как раньше, и нас очень скоро ждет новая война. Даже, если мы победим в этой войне, я не уверен, что инквизиция вернется в Семнадцать провинций. Хотя и намерен делать все от меня зависящее, чтобы это случилось. Мы можем потерять земли, деньги, жизни, Отто. Войны вообще редко протекают без потерь. Но чего мы не можем себе позволить — это потерять бессмертные души наших подданных.
Отто склонил светловолосую голову с серьезным видом. За три года, проведенных рядом с инквизитором Гакке, он научился безошибочно определять, когда можно шутить и веселиться, а когда следует принять самый серьезный и торжественный вид, чтобы, не дай бог, не пробудить недовольство и гнев начальника. До прошлогоднего ранения, полученного при задержании оборотня, инквизитор, бывало, поколачивал своего фамильяра. После выздоровления, тем более теперь, когда они пребывали на службе у самого наместника Нижних Земель, Отто молился лишь о том, чтобы в их жизни не наступили новые перемены.
— Антонио Перес выразился предельно ясно, ваше сиятельство, — Хуан де Эскобедо поднял глаза, чтобы не упустить выражение красивого лица наместника. — Любая просьба о финансировании военной кампании вызовет недовольство его величества.
Тридцатилетний Хуан Австрийский посмотрел на Фарнезе, племянника, который был на пару лет старше дяди, потом перевел взгляд на секретаря, вернувшегося из Мадрида.
— Тут ведь все просто, мой драгоценный, — сказал дон Хуан мягким мурлыкающим голосом. — Или я пойду на уступки голландским торгашам и позволю им исповедовать ересь, или потребую от них признать главенство Рима. В первом случае брат будет недоволен, поскольку я не выполню его волю, и не приложу всех усилий для утверждения истинной веры, во втором же случае я вновь поведу войну против несогласных. Никто не скажет, что дон Хуан отказался наказать еретиков на поле брани.
— Никто
— Ну, так вот, — Хуан Австрийский забросил длинную ногу, обутую в сафьяновый туфель с пряжкой из золота, на кушетку, не давая охотничьей собаке, собиравшейся запрыгнуть и улечься подле хозяина, завершить неподобающий замысел, — я выведу на это самое поле брани сытые и должным образом экипированные войска, в кошельках которых звенит жалованье, а в пороховницах мушкетеров и артиллеристов — полный запас пороха, ядер и пуль. Либо не выведу никого. Ибо если вдруг кому-либо захочется посмотреть на принца Хуана, потерпевшего первое в жизни поражение, то я этого удовольствия ему не доставлю.
В комнате воцарилось неловкое молчание. В империи лишь одному человеку могло прийти в голову сознательно поставить сводного брата в безвыходную ситуацию, но обсуждать этого человека было себе дороже.
— Механизм принятия решений при королевском дворе не допускает однозначных и прямых толкований, — де Эскобедо нашел дипломатичную формулировку, позволявшую продолжить разговор. — У меня создалось впечатление, что его величество не обрадуется вашему поражению, однако и не придет в восторг, если ваша победа над мятежниками будет полной и окончательной.
— Проклятье! — сказал Алессандро Фарнезе. — Разве это не будет победа именем короля?
— Не богохульствуй, Алессандро, — вздохнул принц, — после того, как его величество не захотел удержать за собой Тунисское христианское королевство, завоеванное мной, карты, наконец-то, приоткрылись. Возлюбленный царственный брат готов пожертвовать Фландрией, если побеждать придется ценой моего триумфа.
— Боюсь, ваши слова недалеки от истины, ваше сиятельство, — сказал де Эскобедо. — Как ни старался я добиться поддержки вашим начинаниям, на все ответом было вежливое внимание и добрые слова, но без единого подтверждения делом. Во всяком случае, идея освобождения Марии Стюарт из плена узурпаторши Елизаветы и вашей на ней женитьбы также не вызвала никакого одобрения. Формально король сослался на то, что королева Британии его родственница, «дорогая сестра его величества», как передал мне дон Антонио.
— Я заметил, что все привезенные вами сведения исходят от одного и того же лица, — начал Алессандро Фарнезе.
— От секретаря его величества Антонио Переса, — немедля пояснил де Эскобедо. — Он уже длительное время пользуется расположением и доверием короля.
— Ты ждал, что сам король будет выслушивать моего секретаря и отвечать на его вопросы? — усмехнулся принц Хуан.
— Я говорю о том, что человек, через которого мы вынуждены общаться с его величеством, не обязательно будет расположен к нам. Вы согласны со мной, дон Хуан? — спросил секретаря командир кавалерии.
— Вы задаете вопрос человеку, рекомендованному именно Антонио Пересом на свой нынешний пост, — улыбнулся де Эскобедо. — Инструкции, полученные мной при назначении, позволяют вполне однозначно утверждать, что Антонию относится к его сиятельству с подозрением и был бы рад предоставить в руки короля доказательства ненадежности принца Хуана.
— Таких доказательств не существует, — принц надменно выпятил капризную нижнюю губу, отличавшую всех Габсбургов.
— Безусловно, ваше сиятельство, — сказал де Эскобедо и продолжил мысль, которая только что пришла ему в голову: — Канцелярия, руководимая этим Пересом, занимается делами всех протестантских стран, включая и Францию. Средиземноморьем ведает совсем другой человек, недолюбливающий Антонио Переса, как это часто бывает между начальниками канцелярий, служащих одному государю.