Кровавые сны
Шрифт:
За окнами дворца успели сгуститься сумерки, когда Кунц Гакке вновь появился в бургграфском дворце. На сей раз Жиль де Берлемон милостиво указал ему деревянный стул с резной спинкой, приглашая сесть.
— Я уже встречал такие трупы, ваша светлость, — сразу доложил инквизитор, который не желал повторно услышать от статхаудера, что он зря занимает его время. — Это было около десяти лет назад, во Флиссингене.
— И кто оказался убийцей в тот раз? — поинтересовался Жиль де Берлемон. — Он был пойман?
— Оборотень, ваша светлость, — уверенно сказал Кунц. — Преследование и поимка заняли тогда не один год, но увенчались, в конце концов, успехом.
— Брат
— Архиепископ Камбрэ мудр и очень добр ко мне.
— Можете ли вы быстро обезвредить антверпенского оборотня? — спросил статхаудер Брабанта, не потрудившись скрыть скепсис в интонации.
— Только если он проявит неосторожность, — покачал головой инквизитор. — Возвращаясь к дворцу, я счел нужным по дороге осмотреть дом на улице Мэйр, где жили прежние подозреваемые. Дом оказался заброшен и пуст, ваша светлость, однако я не удовлетворился поверхностным впечатлением и проник, с помощью вашего офицера, вовнутрь. Мы раздобыли факел и осмотрели оба этажа.
— Нашли что-то интересное?
— Ничего особенного, ваша светлость, — признал Кунц. — Там давно никто не живет, все покрыто пылью и паутиной. Однако на лестнице мы обнаружили следы босых ног, которые вели вверх, а вниз этот человек спускался, уже обутый. Довольно странная находка, не правда ли? Кому понадобилось вдруг разуваться в таком неуютном месте, оставлять обувь наверху? Это нельзя назвать веским доказательством, но я бы отдал распоряжение своему бывшему фамильяру вновь отправиться во Флиссинген. Не исключено, что мы имеем дело с уже известным оборотнем, проявившим себя много лет назад, или, точнее, с потомком того оборотня.
— Вот как! — усмехнулся статхаудер. — Похоже, вы чрезвычайно компетентны в делах подобного рода, святой отец. Вся нечисть Семнадцати провинций занесена в ваши церковные реестры, разве что податей не платит.
— Бывает, что и платит, ваша светлость, — без тени улыбки ответил Кунц. — Незачем той нечисти воевать, кроме нас, еще и с мытарями. Вполне достаточно уплатить, сколько положено, в казну и сидеть тихонько — вдруг-да Святой Официум не заметит.
— А почему вашего фамильяра вы назвали бывшим?
— Ваш брат приостановил функционирование трибунала инквизиции Камбрэ, — Кунц не смог сдержать тяжелый вздох.
— Он это делает не по своей воле, — живо отозвался статхаудер. — Даже в самом Камбрэ кальвинисты захватили уже большинство в магистрате. Как видите, ни ваши костры, ни ночь святого Варфоломея во Франции не смогли сдержать распространения ереси.
— Мы не собираемся мириться с таким положением дел, — прокаркал Кунц, сжимая кулаки.
— Никто из нас не собирается, — одобрил Жиль де Берлемон. — Однако, сегодня мы не можем действовать так же безоглядно, как десять лет назад принялся за наведение порядка герцог Альба.
Кунц молча глядел на аристократа, ожидая, что Берлемон скажет сейчас что-то весьма важное. И тот продолжил:
— Брат рекомендует вас как опытнейшего следователя, советника и специалиста по тайным поручениям. В Нижние Земли наконец-то прибыл наместник.
— Его высочество Хуан Австрийский здесь?! — Кунц едва не вскочил от волнения.
— Титулование высочеством по принятому в Испании этикету может относиться лишь к принцам крови, — поморщился Жиль де Берлемон. — Хуану Австрийскому полагается лишь «сиятельство», святой отче. Брат пишет, что вы располагаете богатым опытом общения с высокородными господами и князьями церкви, даже с кардиналами.
— Мне приходилось по долгу службы общаться и переписываться с некоторыми из них, — поклонился Кунц Гакке. — Благодарю вас за наставление касательно титула королевского наместника.
Де Берлемону, похоже, пришелся по душе такой ответ. Он сложил пальцы обеих рук на уровне ордена Золотого Руна, висящего на широкой цепи, золотой, украшенной рубинами.
— Вас только что посвятили в государственную тайну, — сказал статхаудер Брабанта и Гельдерна, — я сделал это, зная вашу непоколебимую преданность испанской короне и святой католической церкви. Дон Хуан втайне пробрался через Францию, где его могли арестовать или убить, если бы узнали. Всего с двумя спутниками из ближайших дворян его сиятельство явился к моему брату в Камбрэ.
— Мужество принца Хуана подтверждает его репутацию лучшего полководца нашего времени! — сказал Кунц, пытливо глядя на Берлемона, который и сам водил в бой войска. Как-то отнесется статхаудер к похвале бастарду Карла V? — Теперь ему надо собирать армию и двигаться на север.
— Для этого необходимо выплатить долги нашим солдатам и офицерам, — спокойно сказал де Берлемон. Возможно, он и ревновал других военачальников к их славе, но мнение, высказанное простолюдином и клириком, его совершенно не волновало. — Как только деньги из Испании поступят, можно будет сказать, что Нижние Земли наконец-то снова в руках короля. Немедленно отправляйтесь с письмом от меня в Эно, где встретитесь с принцем Хуаном и сопроводите его к войскам, стоящим под Люксембургом. Вы будете глазами и ушами Берлемонов в ставке Хуана Австрийского, будете следить, чтобы с деньгами ничего не случилось, и чтобы все они до последнего эскудо поступили по назначению. Также вы станете оберегать наместника, чтобы враги короля не могли причинить ему вред, ни обычным оружием, ни посредством ядов и колдовских чар. А фамильяра вашего пошлите пока в Зеландию, — добавил статхаудер Брабанта. — Пусть версия о том, что оборотень из Флиссингена убивает испанских солдат, как и десять лет назад, способствует укреплению дисциплины в армии.
С этими словами Жиль де Берлемон извлек из ящика стола мешочек, набитый звонкой монетой, и кинул его инквизитору.
— Я жду от вас обстоятельных писем каждую неделю, а брат — каждые три дня. Не благодарите, просто помните, что в наше неверное время лишь семейство Берлемонов озаботилось вашей судьбой и дает вам шанс взлететь высоко. Очень высоко!
Едва Кунц Гакке покинул рабочий кабинет статхаудера Брабанта, как портьера, драпирующая проход в заднюю часть кабинета, отодвинулась, и появился человек, чей черный наряд с серебряным шитьем и белый брыжжевый воротник в сочетании с острой клинообразной бородкой и темными волосами мог бы вызвать у постороннего наблюдателя предположение, что перед ним испанец. Однако это был чистокровный фламандец из Брюгге, купец и ученый по имени Симон Стевин.
— Что скажете, почтенный Симон? — вопросил статхаудер, прохаживаясь вдоль двух окон, за которыми царствовали темнота и дождь.
— Я по-прежнему скептически отношусь к вашей идее, — сказал он. — Кунц Гакке не может быть орудием ни в чьих руках. Он сам использует других людей в этом качестве.
— Церковная иерархия управляет такими людьми, как этот инквизитор, — возразил Жиль де Берлемон. — А по ней он непосредственно подчинен моему брату.
— Слыхивал я краем уха, что Ремигиус, епископ Брюгге, очень тепло и доверительно отзывается об инквизиторе, разоблачившем оборотня среди его паствы.