Кровавые сны

Блейк Станислав

Мальчик-фриз, каким-то образом попавший во владения льежского князя-епископа, вспомнил даже песенку из своего детства:

— Delling skel ik bruu; Miaren skel ik baak; Aurmiaren wel ik Br"ollep maak. Ik jit Ekke Nekkepen, Min Brid es Inge fan Raantem, En dit weet nemmen "us ik aliining.

— Хорошо-хорошо, — прервал певца Феликс, не разобравший ни слова, —

а как вышло, что ты оказался в монастыре, настоль отдаленном от Фрисландии? Неужто здесь без этого Экке Некке не обошлось?

— Экке здесь ни при чем, — сказал юный фриз, разом погрустнев. — Пять лет назад меня привез сюда добрый отец-инквизитор по имени Бертрам. — Он сказал, что мои родители были еретиками, но мою душу вырвали из лап нечистого, и здесь я вырасту адептом истинной Римской веры.

— И что, ты благодарен святому отцу Бертраму? — спросил Феликс.

— Конечно, — ответил фриз, — этот человек спас мою душу.

Глава XII,

в которой Феликс ван Бролин покидает монастырь и встречается с оборотнями, а инквизитор Кунц Гакке узнает, что у него осталась всего неделя.

Ограда монастыря в Ольне была не настолько высокой, чтобы молодой леопард со свертком одежды в зубах не мог ее преодолеть, но, испытывая нехорошее предчувствие, Феликс решил не рисковать, а наметить путь из монастыря в человеческом обличье. Земли князя-епископа Льежа, пожалованные в старину вместе с титулом за особые заслуги перед Империей местному прелату великим Оттоном I, были некогда оазисом мира в вечно воюющей Европе. Ведь войны в то время вспыхивали, как правило, за чье-либо наследие, а у епископов льежских наследники не рождались, а назначались.

Реформация положила конец беззаботному житию подданных князя-епископа. Стоя на облюбованном месте, с которого некогда ему открылся праздник Фасанг, ван Бролин вначале услышал выстрелы, потом от деревни донеслись крики, и тут же Феликс увидел перепуганных людей, которые бежали в его сторону. Вскоре он сообразил, что это крестьяне пытаются укрыться в монастыре. Послушнику стало любопытно, от кого спасаются все эти люди, и через непродолжительное время он получил ответ: на околице деревни замелькали разноцветные яркие одежды наемников-ландскнехтов, чью склонность к экстравагантным уборам знала вся тогдашняя Европа.

Тут Феликс стряхнул оцепенение и спустился с вершины холма, перестав быть на виду у бегущих людей. Он пошел не в сторону монастыря, куда неслась обезумевшая толпа, а в направлении, откуда в прошлый раз возвращалось монастырское стадо. Вскоре Феликс разглядел светлые спины пасущихся овец. Брат Клод был не великого ума парняга — он даже не обратил внимания на далекую стрельбу, но вид приближающегося Феликса пастуха встревожил.

— Чего явился? — неприветливо спросил Клод, отряхивая грязноватый плащ, на котором он валялся все утро.

— Тебе велели убираться отсюда, — строгим голосом сказал Феликс, подхватывая с земли кожаный бурдюк с водой, который пастух клал под голову, — а меня прислали помочь. К Ольну подступило вражеское войско — стрельбу слышал?

— Стрельбу? — Клод с недоумением воззрился на ван

Бролина.

— Ты глухой? — тут, как бы в подтверждение слов Феликса, откуда-то из-за его спины прозвучал далекий выстрел.

— Это что ль? — пастух наморщил прыщавый лоб.

— Быстрее погнали стадо! — рявкнул Феликс. — Хочешь, чтобы нас подстрелили?

— А куда, если там войско? — пастух, похоже, был готов признать командование мальчишки, который был лет на шесть моложе его.

— Туда! — Феликс махнул рукой в направлении Льежа, через который он осенью проходил, и дорогу примерно помнил. — Доставим стадо самому князю-епископу.

Чем больше удалялись монах и послушник, погоняя медленное стадо, тем более нравилась Феликсу собственная импровизация. В конце концов, он уже давно планировал прощание с ольнским аббатством, и неведомые ландскнехты явились лишь поводом, удачно послужившим замыслу молодого ван Бролина. Теперь его исчезновение в суматохе останется незамеченным, спишется на озверевших наемников, а, если монастырь будет взят реформатами, о Феликсе вообще никто не вспомнит.

До наступления ночи пройти удалось меньше, чем Феликс рассчитывал. К тому же постоянное нытье и жалобы Клода сильно раздражали молодого ван Бролина. Монах держался насуплено, волновался за то, что ночью овцы, привычные держаться в загоне или хлеву, разбредутся и пропадут. Феликс и сам понимал такую возможность, и они договорились дежурить по очереди. Когда Клод, наконец, заснул, свернувшись у костра, Феликс, немного отойдя от стада, перетек в Темный облик. Вынужденный в последнее время проявлять осторожность, он терпел кровавые сны, которые становились все настойчивее, и долгожданная смена облика принесла ему облегчение и наслаждение. Резвясь в ночном весеннем лесу, Феликс отошел довольно далеко от костра, к тому же он не хотел волновать пугливых овечек. Возвращаясь с подветренной стороны, нос хищника почуял запах свежей крови.

Звериная шерсть встала дыбом, хвост бил по пятнистым бокам — Феликс подкрадывался к источнику запаха. Обостренным чутьем он слышал, как в стороне костра жалобно блеют овцы, как мечется проснувшийся Клод, не находя его и не зная, что предпринять до наступления утра.

Трое волков терзали мертвую овцу, оттащив ее туазов на пятьдесят-семьдесят в глубину леса. Если бы волк был один, Феликс, не колеблясь, напал бы на него, но против троих соперников молодой и неопытный леопард выступить боялся. Наконец, он вернулся к тому месту, где оставил одежду, перетек в Человеческий облик, и явился перед Клодом.

— Где ты был? — набросился на него монах.

— Выслеживал волков, — сказал Феликс. — Хочешь, отведу тебя к ним?

— Я так и знал! — Клод закрыл голову руками, всхлипнув как маленький. — Что мы теперь скажем отцу приору, или самому аббату?

— Скажем, что спасли монастырское стадо, уведя его от еретиков. Звери лесные всяко лучше, чем озверевшие люди. К тому же, раз Господу было угодно населить здешние леса хищниками, то он позаботился и об их пропитании, — сказал Феликс, отхлебывая из бурдюка. — Мы послужили целям Всевышнего, Клод, не грусти из-за этого.