Кровавые всполохи
Шрифт:
–Ты старший в семье? Ты великий князь Владимирский? – наседал Ярослав.
–А он великий князь Черниговский!
–Нам какая корысть, что Новгород черниговскому князю в подчинение уйдёт? Деньги теряем! Власть теряем!
–Это ты, настырный, много власти забрать хочешь.
–Я хочу, чтобы Новгород за Суздалью остался. Чем казну наполнять собираешься? Доходы великие Новгород даёт!
–Сейчас новгородцы тебя в город не пустят, чтобы я не втолковывал черниговскому князю.
Глаза Ярослава сверкнули.
–Я Волок-Ламский заберу, а там посмотрим!
На Русских землях, поделённых основными княжескими кланами на великие княжения, соотношение сил в 1229 году было, примерно, равное, и, если возникали споры о переходе тех или иных вотчин в подчинение от одного клана к другому, они решались миром, без кровопролития. На самом юго-западе правил сын Романа Даниил, имея в своём подчинение Волынскую Русь. Он направлял всю свою энергию на борьбу с венграми за власть над Галицией, и с поляками, пытавшимися укоротить его владения с севера… Клан Ростиславичей владел Полоцкой землёй, Смоленским, Турово-Пинским, Киевским княжествами и городом Псковом… Михаил Черниговский, усилившийся в последние годы, из рода Ольговичей, держал обширнейшее Черниговское княжество и Курские земли… Новгородцы жили вечевой вольностью, по собственному разумению, от преобладания у власти той или иной местной посаднической группировки, приглашали княжить на свой престол выгодного князя… Владимиро-Суздальское княжество было во власти Всеволодовичей, где главенствовал старший из братьев Юрий. Ему же подчинялись князья Рязанские и Муромские, и город Переяславль– Южный…
Волок-Ламский находился в окружении земель Смоленского и Суздальского княжеств, но подчинялся Новгороду. Захватив власть в Новгороде, Михаил Черниговский, по праву считал теперь этот город своим. Захват Волока Ярославом вёл к одному – новой распре и возможной войне. Это не устраивало великого князя Юрия. Надо было определяться, чью сторону принять – брата жены, Михаила, или собственного брата – Ярослава. Выгоднее было стоять за Ярослава, но ссориться с дерзким и сильным Михаилом тоже было не с руки.
Выслушав доклад Семёна о положении в булгарских землях, Юрий промолвил:
–Значит, войны нет у них с монголами, а слова и басни нам слушать не к чему. Мир подтвердили, тому и быть.
–Позволь, князь, ещё сказать, – Семён почтительно склонил голову.
–Говори.
–Воевода Нижегородский Сысой просит перевода. Устал в глуши сидеть. Граница спокойная, тихая.
–А давай его, брат, мне. Я его на Волоке посажу! – подал голос Ярослав.
–Сдался тебе этот Волок! – с досадой произнёс Юрий.
–Волок заберу, новгородцы обидятся на Мишку, скажут, под его княжением земли теряем. Меня позовут.
–Я подумаю, – отозвался Юрий.
–Ты долго думаешь. Нельзя позволить черниговцам в Новгороде закрепиться!
–Мы вызовем Сысоя во Владимир, а, пока он добирается, я решу.
Семён покинул терем князя с тяжёлым чувством – напросился Сысой, втянут его князья в свои передряги, они-то потом между собой помирятся (всё же какие-никакие, а все князья друг
Надо было идти домой, обнять жену, приласкать сына.
Перед глазами возник образ Натальи. Пётр Ослядюкович как-то застал Семёна зачарованно смотрящим на его дочь, хихикающую с подругами на улице, и зло выговорил: «Ты, Сёмка, не глазей на мою дочку! У тебя жена дома, вот её и потешай. Ишь, воевода Владимирский!». Семён усмехнулся в бороду, отгоняя видение.
Из детинца выходил в город инок Серафим – летописец князя.
–Эй, Серафим, погоди! – окрикнул его Семён.
Серафим, щуплый, с бледным лицом и козлиной бородой, в чёрной рясе, остановился, уставился вопросительно.
–В монастырь собрался?
–В монастырь, – Серафим ждал, что от него нужно младшему воеводе.
–Я послом был к булгарам.
–Слышал, – Серафим, сутулясь, медленно пошёл дальше. Семён шёл рядом. Поджидавший его с конём Серьга, обогнал верхом – ускакал, под лай собак, вперёд.
–Спросить тебя хочу, Серафим. Там я со многими говорил: и с булгарскими князьями, и с половцами. Они в один голос твердят, мол, мы, русские, сражались с монголами, и проиграли битву. Я от них впервые о том услышал.
–Этого я не знаю.
Семён удивился такому неведению.
–Ты же летописец! Не наш князь воевал с монголами, а южные – черниговские, киевские.
Серифам посмотрел в небо, припоминая.
–Может, и бились… Нас южные дела не касаются… В каком году было?
–Шесть лет назад.
–Тогда я к летописям дел не имел… Интересно. Ты, воевода, куда идёшь?
–Домой собирался.
–Пойдём в келью, посмотрим! Самому стало интересно, что там за битва была…
Серафим развернулся и, уже стремительно, двинулся к княжескому терему, где в нижнем этаже располагалась летописная подклеть, а в других комнатах сидели богомазы – писали иконы.
Спустились в келью. Серафим отпер дверь, вошли внутрь – пахло тёплой прелью. В дверной проём падал солнечный свет, в его полосе играли яркими искрами пылинки. В углу кельи горела лампада у иконы Николы-угодника, под маленьким оконцем – стол, сбитый из дубовых плах, у стен железом окованные сундуки. На столе, заляпанном воском, лежала в кожаном переплёте пухлая книга с медными застёжками. Тут же – гусиные перья.
–Заходи, воевода, не бойся. Великий князь здесь почасту бывает.
–Зачем?
–Я ведь старые летописи, по княжескому повелению, переписываю в новую, вот эту, книгу. Князь смотрит, что оставить, как было, а какое исправить по его разумению.
–Зачем?
Серафим предосудительно взглянул на Семёна, хотел сказать, что покрепче, но ответил:
–Дело княжеское. Ему важно, как его дела в памяти людской останутся.
–Зачем же старое править?
Серафим вздохнул, открыл книгу.
–Ты садись, пока, воевода. Я посмотрю, с кем бились южные князья шесть лет назад. Так, год 1223-й. Да, была битва, но не с монголами, а с татарами.