Кровавый глаз
Шрифт:
— Покажите мне епископа, — попросил мерсиец.
— Зачем? — ответил Сигурд, разводя руками. — Эта жаба уже начинает вонять! Я приказал своим людям отрубить ему руки и ноги и развесить их в лесу на корм для воронья.
— Покажите мне его, — взмолился седой ветеран.
Сигурд пожал плечами, окликнул Свейна и велел ему доставить труп к воротам. Рыжий воин принес Эгфрита, завернутого в старую шкуру. Лицо монаха отливало мертвенной бледностью. Свейн швырнул тело на землю, и я был поражен тем, что отец
— Вот труп, мерсиец. — Сигурд сплюнул. — Похоже, ваш бог не нашел причин сохранить жизнь своему слуге.
Улаф прикрыл нос и рот, словно от покойника исходила вонь. Сигурд отступил от него и поморщился.
— Я выкуплю у вас тело епископа за тридцать серебряных монет, — сказал мерсиец.
— Ха! — Ярл рубанул воздух рукой. — Скоро я получу все серебро, какое только захочу. В нем можно будет закопать тебя с головой.
— Едва ли. Скоро вернется король Кенвульф. Вы не доживете до того дня, когда трава вырастет высокой. — Седобородый воин мрачно усмехнулся.
Сигурд склонил голову набок, делая вид, будто обдумывает предложение.
— Мне все равно. Можете забирать священника, — наконец сказал он. — Это избавит моих людей от неприятной задачи рубить труп на части. Не думаю, что даже вороны польстятся на него. Он так воняет, что у них отвалятся клювы.
Защитник крепости кивнул и сказал:
— Я опущу за стену пустой гроб, и ты получишь свои тридцать сребреников.
Прежде чем бледное солнце полностью взошло, Свейн Рыжий и Брам Медведь притащили тяжелый дубовый гроб туда, где импровизированные укрытия защищали нас от взоров мерсийцев.
— Ворон, ты точно готов сделать это? — спросил Сигурд, положив руку мне на плечо. — Если мерсийцы тебя обнаружат, то убьют.
Я кивнул и сказал:
— Боюсь только того, что они сразу же закопают меня в землю.
На самом деле гораздо больше я пугался совсем другого. Мне довелось два года прожить среди христиан. Мое сознание пропиталось причитаниями о том, что их бог является единственным, истинным, обладающим непостижимым могуществом. Теперь мне предстояло украсть сокровище, принадлежащее этому богу.
— Нет-нет! Они этого не сделают, — возразил Эгфрит и покачал пальцем.
Его кожа по-прежнему была покрыта мелом, что делало белки глаз и зубы еще более желтыми.
— Зачем мерсийцам выкупать тело и сразу его хоронить? — презрительно спросил он, шмыгая носом. — Они умастят тело благовониями и выставят его в церковном склепе в надежде на то, что странники и просто добрые христиане будут платить деньги за возможность прийти и собственными глазами лицезреть мученика. — Монах сурово посмотрел на Сигурда. — Ведь мерсийцы громогласно объявят, что епископ был зверски убит язычниками.
Сигурд недоверчиво покачал головой, затем пожал плечами, показывая, что это его нисколько не
— Теперь слушай меня, Ворон, — продолжал Эгфрит. — Если книга там, то она будет лежать рядом с алтарем или на каком-нибудь другом видном месте. Следует ожидать, что ее будет кто-то охранять, нести бдение. Если тебе повезет, то это окажется ребенок или даже женщина.
— Боги будут следить за тобой, парень, — сказал Улаф, лицо которого в утреннем свете сияло добротой. — Сигурд говорит, что ваши жизненные нити переплетены. У тебя все будет хорошо.
— Надеюсь на это, Дядя, — сказал я, выдавив улыбку.
Мои ладони были липкими от пота, внутренности превратились в жидкость. Меня вместе с мечом, но без кольчуги и шлема завернули в кожаный плащ, закрыв даже лицо. Когда я окажусь внутри крепости, единственным моим доспехом будет скрытность.
— Орм проделал по бокам дырки для воздуха, — сказал Сигурд. — Они маленькие. Когда опустят крышку, их не будет видно. — Он похлопал меня по груди. — Не забывай напрягать мышцы. — Ярл усмехнулся. — Епископ мертв уже много часов.
Я не издал ни звука, не шевельнулся, когда Свейн взвалил меня на плечо и вынес на открытое место перед главными воротами. Я не мог видеть мерсийцев, но даже сквозь кожаный плащ чувствовал их взгляды. Норвежцы положили меня в дубовый гроб и запечатали крышку сосновой смолой. Вот когда я ощутил запах протухшего зайца, которого Флоки Черный положил в гроб, чтобы усилить обман зловонием смерти, и мысленно выругал его за эту предусмотрительность.
Послышалось позвякивание. Я решил, что это упал на землю кошель с серебром, брошенный седобородым воином.
— Оставьте епископа там и отойдите на сто шагов, — крикнул он.
Затем послышался скрип тяжелых ворот и кряхтение мерсийцев, которые понесли меня в крепость, проклиная жестокость язычников. Наконец гроб опустили, и я рассудил, что, должно быть, находился в церкви короля Кенвульфа, ибо голоса людей теперь отражались от каменных сводов. Я лежал тихо и неподвижно, как и подобало мертвому епископу. Мне казалось, что целая вечность прошла в этом зловонном мраке, наполненном моими мольбами о том, чтобы боги скандинавов присматривали за мной, а христианский ничего не видел.
Через какое-то время я почувствовал, как по мне что-то ползает. Вероятно, это были черви, выбравшиеся из дохлого зайца. Мучительно медленно я переместил правую руку, сдвинул с глаз кожаное покрывало, затем выглянул в отверстие для воздуха. Сигурд был прав. Дырочка оказалась крошечной. Я ничего не смог рассмотреть, но предположил, что настала ночь. Наверное, я провалялся в гробу слишком долго, удерживаемый не столько тяжелой крышкой, сколько страхом. Вполне возможно, король Кенвульф сейчас уже сражался с Сигурдом на лужайке перед частоколом.