Кровавый глаз

Кристиан Джайлс

С этими словами он высвободился. Маленький отряд норвежцев устремился навстречу безумию, готовый сеять смерть.

— Книга у меня, Аслак! — крикнул вдогонку я, прижимая к груди кожаную котомку с Евангелиями, переписанными святым Иеронимом.

Даже если норвежцы меня услышали, им было все равно. Их опьянила жажда крови. Что значит книга для человека, который не умеет читать, которому нет никакого дела до Евангелий? Что она такое по сравнению с серебром, мехами и теплой женской плотью? Я открыл ворота в логово короля Кенвульфа, а волки пришли убивать.

Вдруг я вспомнил про парня и

девушку, оставшихся связанными в церкви. Норвежцы, обуянные бешенством, убьют их прямо там, коленопреклоненных. Я представил себе, как холодная сталь погружается в бледное тело девушки, и от этой мысли мне стало тошно.

Я бросился обратно в безумную грохочущую ночь, навстречу кровавой резне.

Глава одиннадцатая

Побоище продолжалось недолго. Души двух норвежских воинов унесли в Валгаллу валькирии, девы смерти Одина. Я видел труп пожилого человека, говорившего от имени мерсийцев, однако теперь его седая борода была черной от спекшейся крови, а остекленевшие глаза таращились в безжизненном ужасе. Сигурд отрезал ему язык, как и обещал.

Ярл пощадил женщин и детей, чтобы они оставались жить и в ужасе разносили имя Сигурда Счастливого по всей Мерсии. Пусть король Кенвульф узнает, что норвежцы сражаются, как демоны.

Громкое пение птиц наполнило новый рассвет, когда мы направились обратно на юг. Слабые солнечные лучи ласкали мне левую щеку. Мы уносили с собой книгу, которая должна была принести такое богатство, какое нам и не снилось, и уводили с собой Веохстана и Кинетрит, двоих молодых людей, наткнувшихся на меня в церкви.

В ночном хаосе двое норвежцев с «Лосиного фьорда» оказались в церкви раньше меня. Представляю, как загорелись их взгляды, когда они увидели Кинетрит! Но я в ту ночь уже убил троих, был одержим жаждой крови, ворвался в церковь следом за этими удальцами и рявкнул, чтобы они отправлялись искать удовольствие в другом месте. Скандинавы, похоже, были готовы меня убить, но тут в церковь вбежал Маугер, размахивая окровавленным мечом. Здоровенный уэссексец заслонил собой пленников и убедил норвежцев в том, что эта пара может оказаться ценными заложниками. По его совету Сигурд захватил мерсийцев с собой, чтобы можно было использовать их как разменную монету, когда нас настигнет король Кенвульф. Это казалось нам весьма вероятным, поскольку мы шли пешком, а его люди передвигались на лошадях.

Я шел рядом с Сигурдом. Ярл покрутил плечом, словно оно причиняло ему боль, и посмотрел на меня. Я отвел взгляд.

— Что у тебя на душе, парень? — спросил Сигурд. — Если у тебя во рту дурной привкус, то лучше выплюни его.

Я замялся, потом спросил, неловко пытаясь перевести разговор на другую тему:

— Вы ранены, господин?

Сигурд окинул меня долгим проницательным взглядом.

Я вздохнул, собираясь с духом, и выпалил:

— Господин, зачем мы напали на мерсийцев? Книга уже была у меня. Можно было обойтись без кровопролития.

Сигурд задумался над моими словами, потом кивнул, признавая, что вопрос справедливый и заслуживающий ответа.

— Мои люди рискуют жизнью всякий раз, когда разворачивают парус дракара и погружают весла в серое море, — начал он. — Каждый день,

проведенный в этой земле, может оказаться для нас последним. Даже охотничью собаку нужно спускать с поводка, Ворон, чтобы она вкусила свободу и стала тем, чем должна быть. — Сигурд кивнул на норвежцев, идущих впереди. — Ярл должен вознаграждать своих людей за то, что они встают в скьялборг, боевой строй, тебе не кажется? Серебром. Женщинами. — Он пожал плечами. — Всем тем, чего они жаждут.

— Понимаю, господин, — сказал я и впервые действительно понял.

Эти люди держались на самой грани жизни. В чужой земле они чувствовали себя так же, как сосна, терзаемая ветром на голом каменистом утесе. Их наградой были грабежи. Многие погибли. Что же касается меня, то я учился у этих норвежцев, впитывал в себя их честолюбивые устремления. Но самое главное в том, что я тоже стал убийцей, таким же, как Флоки Черный, Брам и Свейн, и все же гадал, смогу ли когда-нибудь получать удовольствие, проливая кровь человека, как, похоже, наслаждались этим они.

— Теперь у нас не хватит людей, чтобы вести домой на веслах и «Змей», и «Лосиный фьорд», — сказал Кнут, выковыривая сгусток засохшей крови, застрявший между кольцами бриньи.

Мы как раз остановились, чтобы напиться из узкого ручья.

— Нам понадобится хороший попутный ветер.

— Ворон, скажи англичанину, пусть этот ублюдок Эльдред лучше сдержит свое обещание, — добавил Брам и громко рыгнул. — Если на «Змее» появится хоть одна новая царапина, которой раньше не было… — Он открутил от воображаемого тела голову.

Перед тем как спалить твердыню короля Кенвульфа, мы выпили до последней капли весь эль, хранившийся там. Сейчас у нас болели головы, а глаза щипало от дыма.

— Ты получишь свои корабли, язычник, — ответил Маугер, когда я перевел ему угрозу Брама. — Как только милорд Эльдред возьмет в руки книгу, он отдаст вам ваши корабли и серебро тоже.

Заметно шатаясь, англичанин направился к кустам по малой нужде.

Отец Эгфрит выглядел невероятно счастливым. Алый плащ бесследно исчез. Монах снова нацепил свою скромную рясу. Он постоянно распевал псалмы, однако теперь, после того как Флоки Черный познакомил его с древком своего копья, рулады, к счастью, затихли до негромкого бормотания. Сказать по правде, монах был мне больше по душе тогда, когда притворялся мертвым. Куда худшим я счел то, что он, похоже, был благодарен мне за участие в возвращении священной книги, которую теперь сам и нес за спиной. Казалось, получив в свои руки книгу, служитель божий стал выше ростом, набрался жизненных сил. Не я один гадал, какая же христианская магия скрыта под серебряным переплетом, украшенным драгоценными камнями, среди пергамента и чернил.

— Твой ярл поступил мудро, доверив священные Евангелия моим заботам, — с гордостью сказал Эгфрит.

Теперь, когда эта штука была у нас, Сигурд не желал иметь с ней никаких дел. Он даже не захотел на нее взглянуть.

— Книга не могла попасть в более надежные руки, чем мои, — продолжал монах. — Кстати, одно лишь нахождение рядом с чудесными священными страницами может причинять язычнику ужасную боль.

Я удивленно посмотрел на него, а он широко раскрыл глаза и подтвердил: