Кровавый глаз
Шрифт:
— Я столько раз сражался за короля Эгберта, парень, а до него за Беортрика, что сбился со счета. Я тебе скажу, что мне еще никогда не доводилось видеть таких хорошо вооруженных воинов. — Гриффин вытащил из бороды вошь и теперь внимательно изучал ее. — Всем нам станет легче, когда язычники уберутся восвояси. — Он снова перевел взгляд на ярла Сигурда, который вполголоса беседовал с пожилым скандинавом с круглым лицом и косматой бородой.
— Но ведь торговля прошла успешно, — заметил я, глядя на то, как Гриффин рассеянно раздавил вошь ногтем большого
Охотник поднял брови и согласился со мной:
— Да, торговля прошла успешно. — Тут он покачал головой и закатил глаза. — Моя Бургильда хочет две большие бронзовые броши с кусочками янтаря.
— А что же ожерелье? — спросил я, вспомнив, как сегодня днем Гриффин гордился своей покупкой.
— Она говорит, что без брошей от ожерелья нет никакого толка, — проворчал тот.
Он поймал мой взгляд, мы рассмеялись так, что разбудили темноволосого язычника. Скандинав пробормотал ругательство и снова закрыл глаза.
Наверное, я сам ненадолго провалился в сон, ибо меня разбудил лязг засова и скрип железных петель двери. Приглушенные голоса тех, кто еще не спал, смешивались с храпом. Я увидел, как в залу прокрался старик Эльхстан, незамеченный почти никем. Петли напоследок жалобно заскрипели еще раз. Эльхстан недовольно поморщился.
Гриффин проснулся, расплескал мед из кубка, который продолжал сжимать в руке, кивнул в сторону старика и сказал:
— Я чуть не уронил посудину, парень. Где он был? Вырезал кресты для язычников?
Тут охотник снова закрыл глаза и откинул голову на стену. Я осторожно забрал кубок и поставил его на землю, от греха подальше. Эльхстан пробирался между храпящими, отрыгивающими телами.
— Старик, на рассвете я возьму удочку, — прошептал я, решив, что он пришел напомнить мне про рыбу, которую нужно будет выловить на завтрак.
Но мастер нахмурился, замахал руками, поморщился и опустился на корточки рядом со мной. Он убедился в том, что Гриффин спит, на нас никто не смотрит, и пристально взглянул на меня. Его тощее лицо было скрыто в тени, а всклокоченные седые волосы светились в отблесках пламени, догоравшего в очаге.
— В чем дело?.. — спросил я, но старик не дал мне договорить, приложив костлявый палец к моим губам.
Затем он взял мою руку и что-то в нее вложил. Я посмотрел на ладонь, увидел зеленую веточку папоротника, но не нашел в этом никакого смысла и пожал плечами. Эльхстан жестом предложил мне понюхать листья. Я потер веточку между пальцев, поднес ее к носу, ощутил тухлый запах гнилой петрушки и понял, что это не папоротник, а болиголов. Мне не раз доводилось видеть, как дохли свиньи и овцы, пощипавшие этой травки. Сначала животные возбуждались, затем их дыхание замедлялось, ноги и уши становились холодными на ощупь. Они распухали, источали зловоние и погибали.
Я выбросил листья, поплевал на пальцы и вытер их о рубаху. Эльхстан надул щеки и изобразил крестное знамение.
— Вульфверд? — шепотом спросил я.
Старик кивнул, заметил кубок Гриффина, поднял его с земли
Я стиснул плечо Эльхстана и прошептал:
— Вульфверд собирается отравить ярла Сигурда, да? Ты видел, как он собирал болиголов?
Старый столяр быстро огляделся по сторонам, убеждаясь в том, что никто из язычников, лежащих рядом с нами, ничего не услышал и не понял. Затем он посмотрел на меня, сверкнув глазами.
Я медленно кивнул, признавая справедливость его укора, и пробормотал:
— Он сошел с ума.
Эльхстан поморщился, соглашаясь со мной, затем указал на дверь зала, встал и жестом предложил мне следовать за ним. Стараясь не разбудить спящих, я поднялся на ноги и бесшумно вышел следом за Эльхстаном, на ходу расстегивая ремень, словно собирался облегчить мочевой пузырь.
Ночь была темная и безлунная. Две собаки дрались из-за кости, на которой еще осталось немного мяса. Чей-то гусь удрал из сарая и теперь сидел на соломенной крыше дома кузнеца Сиварда, расправив крылья и гордо гогоча. Но остальные обитатели деревни спали. Мне показалось, будто я услышал шум прибоя, набегающего на скрытый за черными холмами южный берег. Эльхстан сунул руку в мешочек на поясе и протянул мне что-то, не отрывая от меня глаз.
В этот момент я увидел Алвунну, ту самую девчонку, с которой валялся в траве после пасхального пиршества. Она стояла в тени нависающей крыши и смотрела на моего мастера, ломая руки. По всклокоченным светлым волосам я заключил, что старик вытащил ее из постели. При виде Алвунны у меня внутри все перевернулось.
— В чем дело, Эльхстан? — спросил я, взглянув на маленький нож с костяной рукояткой, который он мне вручил.
Через отверстие в рукоятке был пропущен кожаный шнурок. Раздраженный старик кивком подозвал Алвунну, и та вышла из тени. Ее полные губы изогнулись в слабой улыбке. Она кашлянула и снова взглянула на Эльхстана, ища у него поддержки. Тот кивнул и пробормотал что-то нечленораздельное.
— Привет, Озрик, — тихо промолвила Алвунна.
Внезапно смутившись, она широко раскрыла глаза и провела рукой по волосам. Девушка смочила слюной палец и тщетно попыталась пригладить непокорную прядь.
— Что ты здесь делаешь, Алвунна? — спросил я, чувствуя, как у меня в промежности разливается тепло. — Почему ты в одной ночной рубашке?
Она как-то неловко переступала с ноги на ногу. Я нахмурился и посмотрел на Эльхстана, но тот лишь нетерпеливо махнул рукой.
— Этот нож, Озрик, — сказала Алвунна, кивая на то, что было зажато у меня в руке. — Он очень важен.
— На вид в нем ничего важного нет, — ответил я, проведя пальцем по тупому лезвию. — Нужно будет здорово повозиться, чтобы освежевать им зайца.