Кровавый омут

Вилсон Фрэнсис Пол

— Кто такой Дмитрий? — уточнил Джек.

— Единственный сын Кастора Менелая. Кастор купил дом в пятидесятых годах. Асторию называли тогда «маленькими Афинами», эллинским раем в центре Нью-Йорка, куда после войны перебралась масса греков. Я приехал после постройки дома, но о семействе мне кое-что известно. Дмитрий был младше меня, поэтому близко мы никогда не сходились и, даже если бы были ровесниками, не сдружились бы. Странный был человек.

— В каком смысле? — спросил Джек. — Был приверженцем нетрадиционных культов?

Придерживался иной веры?

Кристадулу бросил на него непонятный взгляд:

— Нет. Он был одиночкой. Всегда держался в стороне. Ни друзей, ни подружек. Как в ресторан ни заглянешь — один сидит.

Джек надеялся услышать какой-то намек на Иное, на Сола Рому, или как там его настоящее имя, какую-нибудь изощренную анаграмму вроде последней — «М. Аролос», но Дмитрий Менелай даже близко не подходил.

— Почему вы считаете, что с домом что-то произошло при Дмитрии? — спросил Лайл.

— Потому что он его перестроил. Старик Кастор умер в шестьдесят пятом. От рака поджелудочной железы. Мать Дмитрия скончалась в шестьдесят первом году, дом перешел к нему. Я тогда служил агентом в другой фирме, он явился ко мне за советом, просил порекомендовать каменщиков и плотников для перестройки подвала, выбрал пару рабочих из составленного мною списка. Я считал своим долгом следить за работой, частенько забегал... Странное было дело, — покачал он головой.

Давай, давай, давай, мысленно подгонял его Джек.

— А именно?

— Он велел облицевать подвал огромными гранитными плитами, импортированными из Румынии, из какой-то «силовой точки», по его словам, что бы это ни значило. Когда-то из них будто бы была сложена старая, давно рухнувшая крепость, но, если хотите знать мое мнение, я считаю, не крепость, а храм.

— Почему? — спросил Лайл.

— Потому что в некоторые плиты были врезаны кресты.

Джек покосился на Лайла, застывшего на стуле, словно штык проглотил.

— Какие кресты?

— Любопытный вопрос. Необычные. Похожи на заглавное "Т" с горизонтальной перекладиной над вертикальной опорой.

— Тау, — шепнул Лайл.

— Точно! — воскликнул Кристадулу, ткнув в него пальцем размером с кувалду. — Как буква тау. Откуда вы знаете?

Лайл бросил быстрый взгляд на Джека.

— Видели в доме. Разрешите спросить: вы считаете, эти самые плиты с крестами из греческого православного храма?

Кристадулу отрицательно покачал головой:

— Я немало поездил по свету, бывал во многих православных церквях и никогда не видел подобных крестов. Нехорошо таскать камни из храма. Все равно что напрашиваться на неприятности. Это самое и случилось с Дмитрием.

— Имеется в виду самоубийство? — расспрашивал Джек, вспомнив, что Джиа читала об этом в брошюре Лайла.

— Да. У него обнаружили рак поджелудочной железы, он видел, как страдал отец, наверно, не мог вынести мысли...

— Когда это было? —

спросил Джек.

— По-моему, в девяносто пятом.

Дом принадлежал ему тридцать лет, думал Джек. В том числе во время исчезновения Тары Портмен. Наверняка причастен к похищению.

— Он не позаботился составить завещание, — продолжал Кристадулу, — поэтому возникли проблемы. У него не было ни детей, ни жены, дом завис в ожидании официального судебного решения. После нескольких лет юридических споров Менелай-Мэнор отошел одному из двоюродных братьев Дмитрия, который не желал иметь с ним дело, обратился ко мне и велел поскорее продать.

— И его приобрел доктор Сингх? — вставил Лайл.

— Очень многие потенциальные покупатели приходили осматривать. Препоной был тот самый подвал, облицованный плитами. Кстати, когда я обследовал дом, прежде чем выставлять на продажу, спустился в подвал и заметил, что все кресты выбиты.

— Почему, не догадываетесь?

— Абсолютно. Точно так же, как насчет земляного пола.

— Постойте, — спохватился Джек. — Там был земляной пол?

— Да. Можете себе представить? Дмитрий выложил кучу денег за импортные плиты, а пол оставил земляной.

Может быть, чтобы легче было закапывать то, чего никто не должен видеть.

— Племянник не желал на ремонт тратить деньги, поэтому мы постоянно сбавляли цену. Наконец дом купил сосудистый хирург по фамилии Сингх буквально за гроши.

— Насколько я помню, за ломаные, — добавил Лайл.

Кристадулу кивнул.

— Они с женой обновили интерьер, обшили гранитные плиты в подвале стенными панелями, пол залили бетоном. Однажды он не явился ни на операцию, ни к себе в кабинет. Полиция занялась расследованием, обнаружив его с женой дома в постели. Обоим перерезали горло.

Это Джек тоже вспомнил.

— Кто?

— Убийцу так и не нашли. Даже подозреваемых не было. Не осталось никаких следов.

— Неудивительно, что люди видят там привидения, — вздохнул Джек.

— Дальше было еще хуже, — продолжал Кристадулу. — Исполнитель завещания доктора Сингха попросил меня продать дом. Я думал, что после самоубийства и двойного убийства его никогда не продать. Потом, к несчастью, явились молодые супруги и выразили желание купить Менелай-Мэнор.

— Несмотря на историю? — уточнил Джек. — Или благодаря ей?

— Знаете, — Кристадулу хлопнул себя по животу, — я их не особо расспрашивал. Очень уж мне не нравилась история дома. Никак не повышала покупательский спрос. Помню, муж, Герберт Лом, сказал, что он не суеверен, а делом, кажется, заправляла прелестная женушка Сара. Они собирались усыновить ребенка, хотели купить дом на семью. И я им его продал. — Он снова откинулся, подняв глаза к потолку. — Лучше бы не продавал.

Дойдя до этого, Джиа перестала читать вслух брошюру, объявив историю «тошнотворной».