Кровавый приговор
Шрифт:
Не отводя взгляда от безразличной ко всему весны, он открыл ящик письменного стола и вынул оттуда револьвер. Оружие было заряжено: это он уже проверил. Больше ни одной ночи, ни одной весны без любви.
Он надел сюртук.
«В театр! — подумал он. — На последнее представление».
Эмма сидела перед зеркалом и пыталась с помощью пудры скрыть усталость после бессонной ночи. Она не могла допустить, чтобы Аттилио увидел ее менее красивой, чем обычно.
Она знала, что, идя в театр, нарушает железное правило, установленное Кармелой Кализе. Но могла ли гадалка на самом деле
Чтобы прогнать эти мысли, Эмма стала думать о встрече с Аттилио. И уже мысленно наслаждалась тем невероятным взрывом чувств, которым ее душа привыкла отвечать на его любовь, нежность и страсть.
Эмма велела приготовить свою машину, но не стала собирать вещи. За несколько часов до встречи она еще не знала, что сделает. Она никогда ничего не решала сама, а теперь ей приходилось принимать одной, без помощников, важнейшее, судьбоносное решение.
Новое чувство — что-то вроде инстинктивного желания защищать свой живот — господствовало над ее сознанием и переворачивало душу. Эгоизм, который до сих пор был движущей силой ее жизни, связи с Аттилио и причиной ее безразличия к миру, в котором она жила, совершенно исчез. Она будет матерью! Как будто все ее существование устремилось к этой цели. Она снова начинала жить совсем не так, как представляла себе заранее. Теперь она чувствовала себя очень далеко от своих подруг, которые только рожали детей, а потом отдавали их как неприятный, но необходимый груз целому отряду кормилиц, нянь и учительниц.
Эмма смутно чувствовала сострадание к Руджеро: в его взволнованном взгляде она увидела подлинную боль. Но она была убеждена, что он убил Кализе. А раз так, ради блага своего ребенка она должна уйти от Руджеро и отделить себя от его печальной судьбы.
Она решила, что поступит, как велит ей сердце. Она примет решение, когда увидит, как Аттилио выходит на сцену своей походкой короля, которая так хорошо ей знакома.
В театр!
На последнее представление.
Ричарди и Антониетта сидели в партере, на боковых местах, но близко к сцене. Комиссар желал, чтобы девочка хорошо видела лица и Ромора, и супругов Серра. Он надеялся, что Руджеро будет сидеть близко к своей жене, которая, как всегда, заранее заказала себе ближайшую к сцене ложу.
Он плохо представлял себе, чего ждать — каким может оказаться неверный поступок или ошибочная реакция. Он вычислил виновного, и тут не могло быть ни малейшей ошибки. Но у него были только косвенные улики и ни одного доказательства.
Ричарди мог лишь надеяться, что убийца ошибется и единственная возможная свидетельница, Антониетта, укажет на него. Он знал, что из-за умственной отсталости девочки ее свидетельство нельзя будет использовать в суде. Но этого свидетельства может хватить, чтобы убийца потерял голову. Ричарди уже не раз видел такое.
Он втянул голову в плечи, чтобы стать незаметным в полумраке партера. Входя в зал, он заметил трех одетых в штатское людей из отряда Майоне — Камарду, Чезарано и Ардизио. Места, которые они занимали, были выбраны хорошо. Сам бригадир сидел рядом со сценой, во втором ряду, и скрывал свое лицо шляпой и поднятым воротником пальто. Ричарди поднял взгляд на ложу именно в тот момент, когда в нее
Через несколько минут комиссар заметил в тени сзади Эммы трудно различимую фигуру. Это профессор, подумал он. Майоне взглядом подал знак Камарде, тот кивнул и вышел из зала. Ричарди понял, что бригадир велел своему подчиненному следить за дверью ложи и быть готовым на случай, если события станут развиваться стремительно. Майоне сегодня великолепен. Блестящая работа!
Свет погас, раздались аплодисменты. Актеры были готовы к выходу — и те, кто ждет за занавесом, и те, кто в зале. Все готовы к последнему представлению.
Комедия началась с монолога главного героя. Ричарди узнал исполнителя: тот накануне вечером бросил несколько резких слов брату главы труппы. Хотя внимание комиссара было занято другим, он почувствовал магнетическую силу этого актера, который сразу же покорил публику. Антониетта смотрела в одну точку перед собой и продолжала бормотать какие-то бессмысленные слова. Свет, горевший на сцене, частично освещал и партер, и это позволяло Ричарди видеть как Эмму, так и Руджеро. Молодая женщина вцепилась в бортик ложи, ее руки побелели, лицо исказилось от напряжения: она чего-то ждала. Ее муж был неподвижен, как манекен, и его лишенное эмоций лицо было похоже на маску.
После монолога на сцену вышла исполнительница главной женской роли, безобразная внешне, но игравшая очень хорошо. Ричарди догадался, что это, должно быть, сестра главы труппы: актриса была очень похожа на драматурга. У него в голове мелькнула мысль, что семейное театральное предприятие — это, должно быть, выгодно: большая экономия средств. Публика веселилась, дуэт был блестящий, ритм хороший, реплики — короткие и резкие, приправленные эротикой. Смеялись все, кроме мужа и жены Серра, полицейских и еще Антониетты, погруженной в собственные видения.
В какой-то момент, сразу после того, как закончился обмен репликами, на сцену вышел Ромор. Главный герой встретил его ядовитой насмешкой, которая вызвала у публики громкий хохот. Ричарди вспомнил слова актера о нелюбви к нему исполнителя главной роли и понял, что Ромор был прав. Три девушки, сидевшие впереди комиссара, позабыли о своих спутниках, стали что-то шептать одна другой и нервно посмеиваться. У Ромора была свита поклонниц. Когда в зале снова стало тихо, актер сделал шаг вперед и приготовился произнести свою реплику. Но тут случилось нечто неожиданное.
Еще из-за кулис, ожидая своего выхода, Аттилио увидел, что знакомая ложа в первом ряду снова занята. Этого давно не случалось, и он уже привык к неуверенности, сомнениям и одиночеству. Как ягненок, отданный на заклание, он был вынужден каждый вечер, день за днем терпеть издевательства проклятого главы труппы, не имея ни возможности ответить, ни надежды отомстить.
Но сегодня, именно в последний вечер, Эмма вернулась: он видел ее. И она была одна, без подруги-прикрытия. Это могло означать только одно: она отбросила страх и условности общества, она решила исполнить свое обязательство и уехать с ним в новую жизнь. Сияя от счастья, он вышел на сцену. Пусть этот заносчивый шут в последний раз получит свое удовольствие; теперь это уже не важно.