Кровная связь

Айлс Грег

– Мне постоянно снится сон, что я еду с ним в этом старом грузовичке. И всегда идет дождь.

– А-а, – говорит она, и в голосе ее неожиданно появляются музыкальные нотки. – Мой папа всегда нервничал, когда шел дождь, потому что нельзя было работать. А ты была единственной, кто мог его успокоить. Он ездил по острову, показывал тебе птиц, коров и оленей, а когда возвращался, то обретал вполне терпимое расположение духа, чтобы с ним можно было жить дальше. Я думаю, что только дети способны удержать мужчин от проявления их звериной натуры. Я всего

лишь…

– Мам, – перебиваю я, прерывая этот кажущийся бесконечным поток слов. – Постарайся приехать домой сегодня после обеда, хорошо?

– Пока, дорогая.

Я нажимаю кнопку «отбой» и возвращаю телефон Майклу скорее оцепеневшая, нежели расстроенная. Джон Кайзер живописал, как моя мать пришла в ярость, подозревая мужа Энн в ее смерти. А сейчас мама разговаривает так, словно наглоталась торазина. Она часто бывала такой, когда я была маленькой. Отстраненной, скучающей, отсутствующей. Чрезмерно спокойной. Почему-то я уверена, что к этому приложил руку дедушка. Как легко было ему сделать дочери укол, избавив, таким образом, собственное существование от хлопот, связанных с проявлением ею каких-нибудь чувств и эмоций.

– Кэт?

– Со мной все в порядке, Майкл. Ты не мог бы пролететь над островом? Или для этого нам придется отклониться в сторону?

– В общем, река прямо за горизонтом слева от тебя. Ты говорила, что остров находится напротив тюрьмы «Ангола»?

– К югу от нее.

Он направляет «сессну» по широкой дуге на запад, и почти сразу же я вижу впереди серебристую ленту реки.

– Ты можешь опуститься ниже?

– Конечно. Можем даже подстричь верхушки деревьев, если хочешь.

– Нет уж, спасибо. Просто опустись пониже, чтобы можно было разглядеть людей и машины.

Майкл смеется и начинает снижаться.

Вскоре река превращается в большую серебристую змею, скользящую по огромной зеленой равнине. На ближайшем ко мне берегу по холмам маршируют бесчисленные шеренги деревьев. На дальнем берегу, насколько видит глаз, тянутся поля хлопка и соевых бобов. Река струит свои воды по земле с непреклонной отрешенностью, почти механически рассекая континент пополам.

– Ты можешь поверить, что позавчера вечером мы были прямо вот здесь, внизу? – задаю я риторический вопрос. – Или что с тех пор столько всего случилось?

Майкл слегка наклоняет самолет на крыло и смотрит вниз.

– Не могу поверить в то, что ты переплыла эту реку. Это настоящий подвиг.

– Ты видишь остров?

– Я вижу их добрых полдесятка.

– Нам нужен тот, который четыре мили в длину.

Майкл негромко и протяжно свистит.

– Думаю, я смотрел прямо на него, не подозревая, что это он и есть. Вон там тюрьма «Ангола». Так что это, должно быть, остров ДеСалль.

С моей стороны его не видно, и Майкл сразу понимает это. Он закладывает вираж, опускает нос, и внезапно мы, подобно истребителю, заходящему в атаку на бреющем полете, быстро приближаемся к длинной, горбатой полоске земли.

– На какой мы высоте?

– Я

намерен оставаться на четырехстах футах. Отсюда ты сможешь увидеть все, что хочешь.

Через несколько мгновений мы с ревом несемся над островом. Мне уже доводилось наблюдать его сверху: давным-давно из кабины самолета, распыляющего удобрения, и еще раз – из гондолы воздушного шара. Сегодняшний вид напоминает мне самое первое путешествие, ландшафт проносится под нами со скоростью ста миль в час. Я вижу охотничий лагерь, озеро, домики, пастбища и пруд, а потом мы уходим влево, чтобы не попасть в воздушное пространство «Анголы», полеты над которой могут быть запрещены.

– Ты можешь сделать еще один заход?

– Конечно. Что ты ищешь?

– Машину. Голубой «кадиллак».

– Я поднимусь до тысячи футов. Тогда сверху будет виднее, и ты сможешь даже заглянуть под деревья.

Майкл совершает разворот на триста шестьдесят градусов, одновременно набирая высоту. Теперь остров больше похож на снимок со спутника, и хаос, порожденный близким расстоянием, превратился в геометрические узоры. Я вижу дорогу, которая огибает остров по периметру, и ее ответвление, ведущее к охотничьему лагерю, которое затем расширяется в нечто вроде площади перед хижинами рабочих и гостевыми домиками для охотников. У хижин припаркованы четыре белых пикапа. Слева виднеется небесно-голубой седан, сверкающий в лучах солнца.

Это «кадиллак» Пирли.

– Отлично! – говорю я Майклу. – Летим домой.

– Ты увидела машину?

Я киваю и показываю на север, в сторону Натчеса. Сейчас мне не хочется разговаривать. Я просто хочу знать, что заставило Пирли Вашингтон отправиться на остров, где она родилась, туда, где, по ее же словам, ей больше не рады. Еще одна загадка среди многих. И что-то подсказывает мне, что если я смогу понять ход мыслей Пирли, то все остальные загадки решатся сами собой.

Глава сорок восьмая

Аэропорт в Натчесе совсем крошечный. Он состоит из двух посадочных полос и кирпичного административного здания, пристроившихся неподалеку от бывшего кочевья индейцев племени натчес. Майкл безупречно сажает самолет на три точки, подвозит меня к своему «форду», и уже через пятнадцать минут мы приближаемся к подъездной дорожке, ведущей к Мальмезону. При виде обсаженной дубами аллеи с розовым указателем для туристов, направляющим их во время ежегодного паломничества, меня вдруг охватывают дурные предчувствия.

– Хочешь, я подвезу тебя к дому? – предлагает Майкл.

Я машу рукой в сторону просвета между деревьями.

– Давай подъедем к твоему дому, а оттуда пешком прогуляемся к амбару. Вдруг Билли Нил и дед дома. Я бы не хотела, чтобы они нам помешали.

Майкл въезжает в Бруквуд и останавливается у своего дома, который притаился на задворках квартала.

– У тебя есть болторез или что-нибудь в этом роде?

Он отрицательно качает головой.

– У меня найдется разве что ножовка.