Кровная связь
Шрифт:
– Нравится? – интересуюсь я у Майкла, который по-прежнему не выпускает из рук «Плейбой».
– Интересно. Все такое древнее, особенно камеры и машины.
– Ну да, можно подумать, как раз на них ты и смотришь.
– Знаешь, я должен признать, что Лола Фалана выглядит совсем недурно.
– Лола Фалана – чернокожая, правильно?
– М-м-м…
Он показывает мне разворот журнала. Я вижу невысокую, отлично сложенную девушку с прической в стиле «афро», которая скачет на лошади.
Снова стянув конверты желтой лентой, я бросаю взгляд на полусгнившие сливы, тоже из вещмешка. Высохшие, сморщенные и черные, они отдаленно напоминают ягоды, которые я могла бы принести
– Боже мой! – восклицает Майкл, показывая мне разворот «Плейбоя». – Интервью с Крошкой Тимом. И статья, написанная Нельсоном Альгреном. Фантастика! Знаешь, может быть, твой отец и купил этот журнал как раз из-за этих статей.
– Спасибо, ты очень мне помог.
– Извини. Я думал, ты хочешь сначала увидеть все сама, прежде чем показывать мне.
– Ты прав. Прости меня.
Итак, мне осталось просмотреть альбом для рисования и фотоальбом. Я уже собираюсь взяться за фотографии, когда Майкл снова окликает меня, но таким голосом, какого я еще не слышала раньше.
– Кэт?
Я поднимаю голову и вижу, что лицо его покрылось смертельной бледностью.
– Что такое?
Он качает головой, потом протягивает мне журнал. Между двумя страницами засунуты три фотографии. На каждой из них снят ребенок, каждый раз другой. На первых двух я вижу мальчиков в возрасте шести или семи лет. На третьей фотографии запечатлена темноволосая девчушка лет примерно пяти.
Все дети обнажены.
– Это ты? – спрашивает Майкл.
В глазах у меня стоят слезы.
– Нет.
Один из мальчуганов и не подозревает, что его снимают, зато второй явно испуган. Он держит свой крошечный пенис так, словно собирается помочиться, но я буквально вижу оставшегося за кадром мужчину, который приказывает ребенку трогать себя.
Желудок у меня подступает к горлу. Я хочу вернуть его на место, но не могу. Уронив журнал на пол, я вскакиваю, бегу в угол, и меня выворачивает наизнанку. Выпрямившись и глотая воздух широко открытым ртом, я отплевываюсь и вдруг чувствую, как что-то касается моей руки.
Я мгновенно разворачиваюсь и изо всей силы бью Майкла в лицо.
Он удивленно моргает, но не делает попытки защититься. Я отвожу руку назад, чтобы нанести новый удар, но тут что-то смыкается вокруг моего запястья, и мой кулак останавливается на полпути.
Это рука Майкла.
– Кэт? – негромко и мягко окликает он. – Это я, Майкл.
Из груди у меня вырывается душераздирающий крик. Он рождается где-то глубоко внутри, ниже диафрагмы. Если бы мой кулак попал в лицо Майклу, то непременно сопровождался бы таким криком. Меня охватывают ярость, унижение
– Думаю, нам пора сматываться, – говорит Майкл. – Мы можем поговорить обо всем у меня дома.
Я не отвечаю.
– Я понесу вещмешок. Мы должны забрать его с собой.
Майкл с силой отводит мою руку и опускает ее. Затем приседает, складывает разбросанные вещи в вещмешок, обнимает меня за талию и ведет между скульптурами к двери амбара.
Я замираю на месте.
С потолочной балки надо мной свисает скульптура, которой я не заметила, когда входила сюда. Ее закрывал от меня пол чердака. Но сейчас я вижу ее вполне отчетливо. Это повешенный. Стилизованный, ясное дело, но тем не менее именно повешенный мужчина и никто иной. Сработанный в натуральную величину и уродливый, как сама смерть. Лицо являет собой ту же анонимную овальную маску, что и статуя в доме Луизы, а вот тело вылеплено со всей тщательностью. Сначала я думаю, что это самоубийца, но у скульптуры какой-то официальный вид. Как если бы мужчину повесили за какое-то преступление. Стальная веревка безупречно прямой линией поднимается от его шеи кверху, где обрывается крюком, за который тело можно подвесить где угодно.
– Этой скульптуры я никогда раньше не видела. А мне казалось, я видела все его работы.
Нет, – возражает голос у меня в голове. – Тех скульптур, что стоят в доме Луизы, ты тоже никогда не видела.
– Это совсем другое дело, – говорю я.
Неужели? Совершенно очевидно, что отец делал многое, о чем ты не имеешь представления. Или не помнишь…
– Кэт? – спрашивает Майкл. – Ты разговариваешь со мной?
– Что?
– Пойдем. Крик был очень громким.
Он тащит меня к двери, а я все никак не могу оторвать глаз от скульптуры повешенного.
Глава сорок девятая
Пока Майкл тащит меня по лесу в сторону Бруквуда, я неотступно думаю об отце, о том, как в моем сне он ходил по воде. Проснувшись, я была твердо уверена, что он хотел мне что-то сказать. Помочь. Поведать тайную правду о его жизни и моей. Но, возможно, я ошибалась. Может быть, он хотел извиниться за что-то. Не в буквальном смысле, разумеется. Я знаю, что он не может со мной общаться из царства мертвых или где он там пребывает. Это всего лишь мое подсознание создает образы. Но тем не менее…
– Я прошу прощения за то, что сорвалась, – бормочу я. – Тебе необязательно со мной оставаться.
– Не говори глупостей, – отвечает Майкл. – Сейчас тебе нельзя быть одной.
Такое впечатление, что мы никогда не доберемся до Бруквуда. Ноги у меня словно налились свинцом, и влажность, висящая в воздухе, не позволяет экстрагировать кислород для дыхания.
– Мне нужно поговорить с матерью.
– Зачем?
– После отца она моя ближайшая родственница. Не думаю, что смогу получить разрешение на эксгумацию без ее согласия.
– Кэт, ты только взглянула на три полароидных снимка и скульптуру и то едва не сорвалась с катушек. А теперь заявляешь, что хочешь посмотреть на тело своего отца? После того как оно разлагалось в течение двадцати лет?
Я вздрагиваю всем телом.
– Смотреть на него будет легче, чем на те фотографии.
– Кэт…
– А что еще прикажешь мне делать, Майкл? Я должна копать до тех пор, пока не узнаю правду. Если я этого не сделаю, то сойду с ума.
Он смотрит на меня глазами, полными жалости и сочувствия.