Кровный враг
Шрифт:
Там, в гниющей святости старой часовни, они занимались любовью на разбросанной одежде. Он взял ее нежно, лицом к лицу, а не грубым ликаньим способом. Ее тонкие клыки впивались в его плоть, никогда полностью не прокусывая кожи. В конце концов, их соединенные тела достигли пика экстаза, две пары глаз ярко светились в темноте.
***
Колокол пробил пять раз, отрывая их от блаженного сна. Соня села в тревоге. «Я должна идти!» — воскликнула она.
«Остальные скоро проснутся, и я должна вернуться в свою комнату до захода солнца». Она поспешно собрала свою разбросанную одежду». Сорен проверяет
Луциан знал, что она не ошибалась. Как бы ему хотелось удержать Соню и никогда не отпускать, но в целях их безопасности об их свидании никто не должен был узнать. Он спешно помог ей одеть платье, даже предложив ей золотую ленту, которую она использовала, чтобы связать посланный ему свиток. «Для ваших волос, миледи», — предположил он.
Соня тихо засмеялось. Она перестала зашнуровывать переднюю часть своего лифа и озарила его озорной улыбкой. «Я думаю, друг Луциан, что после того что только что произошло между нами, может ты наконец готов называть меня по имени».
Он улыбнулся ей в ответ. Его кровь забурлила в жилах при вспоминании о недавней близости. «Тут может быть что— то, что вы говорите... Соня».
«Так гораздо лучше», — сказала она. Она кивнула головой на полоску золотого шелка в его руке. «Сохрани ленту. Носи её тайно при себе, как знак моей вечной любви».
«Я всегда буду дорожить этим», — заверил он ее.
Соня посмотрела на себя. Помятое платье из парчи восстановило ее скромность. Она тщетно попыталась разгладить складки ткани ладонью, а затем сунула ноги в остроконечные туфли. «Проверь дверь», — прошептала она.
Луциан покорно прокрался к входу. Чуть— чуть приоткрыв тяжелую дверь, он выглянул в коридор. К его облегчению в зале было также безлюдно, как и раньше. Ведь что за дела должны быть у любого вампира или ликана, чтобы посетить заброшенную часовню?
«Путь свободен», — сказал он ей, — «Скорее».
Он открыл дверь достаточно широко, чтобы позволить ей проскользнуть мимо него. «Я последую позже», — пообещал он, — » чтобы никто не видел нас вместе».
«Это мудро», — сказала она, задержавшись на пороге. Необходимо было спешить, но она остановилась в дверях, не желая или не в состоянии уйти.
Луциан точно знал, как она себя чувствует.
Он глубоко вдохнул ее духи и последний раз нежно поцеловал ее, заставив себя отпрянуть от её губ. «Теперь иди», — призвал он хрипло, — «Ради нашей любви».
Она кивнула, тоже не в состоянии говорить из— за эмоций, и поспешила вниз по одинокому коридору. Луциан смотрел ей вслед, а затем отступил в часовню и закрыл за собой дверь. Он чувствовал истощение и наряду с ним веселье.
«В её руках», — думал он, — «я больше, чем просто животное. С ней я мужчина».
Голос, ноющий в глубине души, напомнил ему, что, на самом деле, ничего не изменилось. Соня по— прежнему должна выйти замуж за Николая через три месяца. Любовь ликана к вампиру и вампира к ликану никогда не будет принята сумеречным сообществом, к которому они принадлежали, и что их настоящее счастье, казалось, суждено было закончиться слезами.
Но сейчас Луциан решил не
«Если мы уже достигли невозможного» —, рассуждал он,— «то кто может сказать, что будущее нельзя изменить?»
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ЗАМОК КОРВИНУСА
Яростная буря свирепствовала за переделами замка. Завывание ледяного мартовского ветра соревновалось с растущими ударами грома. Их бурное противостояние было слышно даже через толстые каменные стены и гобелен, закрывающий окно часовни. Свеча, определяющая время, была теперь меньше дюйма в высоту, что свидетельствовало о том, что через час наступит ночь.
Луциан вздохнул. Вскоре ему и Соне придется снова расстаться. Хотя они уже больше месяца тайно встречались в старой часовне, прощаться перед заходом солнца не стало легче. Даже наоборот, ему становилось всё труднее и труднее оторваться от неё в конце каждого тайного свидания.
«Я все бы отдал, только бы она всегда была со мной!»
Они обнимались под одеялом, которое Соня тайно принесла в часовню несколько недель назад. Они вместе, втайне от всех немного изменили ветхую комнату, делая её более теплым и привлекательным местом. Подушки и свечи были размещены вокруг часовни. Пыль, паутина и крысиный помет были сметены. Горящий ладан боролся с затхлой атмосферой.
Кроме того Луциан чувствовал, что ему была предоставлена новая жизнь. Последние несколько недель были самыми счастливыми за всё его существование, несмотря на постоянную потребность скрывать свою любовь от остального мира.
Соня задрожала рядом с ним. «Тебе холодно?» — спросил он, протягивая руку к меховому плащу, лежащему у подножия одеяла. Только тонкая льняная сорочка защищала тело Сони от холодного ветра, проникающего в стены через щели в растворе.
«Нет», — ответила она, отказавшись от плаща. Соня несчастно поморщилась. «Я просто содрогнулась от осознания того, что канун Святого Георгия лишь через два месяца».
Мысли Луциана омрачились. Они с Соней редко говорили об её предстоящем браке с Николаем, боясь испортить свои драгоценные часы вместе, но, возможно, пришло время. Они не могли отрицать жестокую реальность её помолвки ещё дольше. «Я знаю», — признал он.
Отчаянные карие глаза умоляли его: «Может, мы можем бежать вместе?»
«Если бы только это было возможно», — подумал он. Он, конечно, обдумывал подобное, но он опасался за безопасность Сони за пределами защиты ковена. «Куда мы пойдём?» — спросил он её мрачно, — «Мы будем одни в мире смертных, подобным тем которые пытались убить нас обоих в крепости». Яркие воспоминания Сони перед лицом смерти от рук разъяренной толпы мелькнули перед её глазами. «Нам придется стараться изображать из себя смертных, быть под угрозой разоблачения, постоянно висящей над нами», — он всплеснул руками, — «Как долго мы сможем скрывать твоё отвращение к дневному свету, мои ежемесячные преобразования?» Он остановился, давая горькой правде осесть: «Черт, за всю свою жизнь я обменялся со смертным тремя словами! Я даже не знаю о чём с ними можно говорить изо дня в день?»