Кровосмешение
Шрифт:
Наверху над канализационным люком склонился рабочий в фартуке и защитной маске, ведущий электродом сварочного аппарата по краю люка.
Вокруг на расстоянии в сотни метров полицейские разносят металлические барьеры. Вдалеке, у подножия памятника Ермаку, угадывается красная трибуна.
Раннее утро, небо еще густо-синее.
Трое пацанов, сидя в опрокинутом контейнере на берегу Ангары, любуются рассветом сквозь дыру в боку контейнера. Их вихрастые затылки наводят на мысли о книгах Владислава Крапивина.
— Серый! —
Пацан справа передает ему мутный целлофановый пакет. Пацан слева открывает его, прыскает внутрь из баллончика с какой-то бытовой химией и прижимает пакет к лицу. Пацан посередине, который упорот больше других, оглядывается на сидящего слева приятеля со страшно выпученными глазами и пакетом, превращающим лицо в пластиковое желе, и в восторге бьет себя ладонями по коленям:
— Отвал башки вообще!
Над Ангарой встает холодное солнце.
Увядающий осенний город украшен праздничной символикой — всюду георгиевские ленты, желтые и черные воздушные шары, стенды и тумбы с изображением различного устрашающего оружия. Желтые деревья с мокрыми голыми стволами дополняют общий колорит.
Редкими цепочками к центру города стекается народ.
Из окна за происходящим наблюдает губернатор Мищенко. В нескольких метрах за спиной, переминаясь, ожидает Бакурин. Оба чиновника в красных галстуках, как и положено лидерам.
— Можем идти? — прерывает молчание появившийся в дверях Логан в щегольской бороде и тяжелых очках.
Губернатор вздыхает и поворачивается к нему:
— Идемте, Олег Евгеньевич…
На площадь перед Ленинским парком въезжает бронетанковая колонна. Весело грохочут по мостовой бронетранспортеры. Вдали осанисто ползут два танка Т-14, похожие на гигантских клещей. Губернатор Мищенко, стоя на трибуне, приветственно машет потерявшимся на броне бойцам с полным боекомплектом. В двух шагах от него посматривает на запястье правой руки Бакурин. На руке у него — часы «Победа» с большим рыжим циферблатом и стрелками в виде серпа и молота. У Логана, стоящего за спиной губернатора в черном плаще, вибрирует в штанах. Он смотрит на экран смартфона, поспешно спускается с трибуны… и сталкивается у ее подножья с Аленой. Она тоже в черном плаще и с телефоном в руках.
С неба начинает противно моросить.
Алена прижимается к Логану и шепчет ему: «Я тебя хочу!»
Логан взглядом показывает на трибуну, где сиротливо топчется губернатор. Алена разочарованно вздыхает.
В этот момент Бакурин, до сих пор словно зачарованный циферблатом своих часов, замечает, что Логана нет на трибуне. Он в панике смотрит вниз… Логан смотрит на него…
Взгляд Бакурина перемещается куда-то влево.
Логан смотрит туда же и видит, как у идущего справа Т-14 начинает вращаться башня. Когда пушечный ствол оказывается на одной прямой с трибуной, бухает выстрел. С брони, как блохи
152-миллиметровый осколочно-фугасный снаряд превращает трибуну с губернатором и другими чиновниками в черно-красный шар.
Т-14, взревев, набирает ход, сносит барьер и скрывается за перекрестком.
Звучат нудные, как зубная боль, сирены. На месте трибуны лениво пляшет пламя. Слышны стоны и крики ужаса. На металлическом поручне повисла рука с часами «Победа» на запястье. Пожарные бьют из огнетушителей по кускам искалеченных и убитых.
Над оторванной головой губернатора Мищенко склоняется министр Тихонов, гладит ее по волосам. Рядом слышится стон — это истекающий кровью Бакурин, с перебитыми ногами и оторванной по плечо правой рукой.
— Вы же говорили, снайпер… — хрипит он Тихонову в лицо, — в чем накладка?
— Решили перестраховаться, — виновато улыбается Тихонов, облизывая губы кончиком языка, а затем тихо интересуется: — А где Олег Евгеньевич?
Лицо умирающего Бакурина кривится злобной ухмылкой:
— Шпана. Ни хрена без нас не можете!
Контейнер на берегу Ангары. Рваная дыра в боку как открытая рана, сквозь которую светит луна. Внутри — тела мальчишек. У всех троих — потрясающе ангельское выражение лица.
ГЛАВА 17. ОХОТА НА ЛИЦ
— Сашка, домой! Темно уже! — молодая красивая женщина в наброшенной на плечи шубке стоит в дверях дома, обнесенного трехметровым бетонным забором.
— Иду, мама! — раскрасневшийся от беготни мальчик взбегает на ступеньки крыльца. Она запирает за ним дверь, в это время звучит сигнал вызова у двери. Она нажимает на кнопку:
— Что случилось?
— Добрый вечер! Николай Николаевич просил забрать документы, ему срочно нужно резюме для встречи в Москве. Простите, что потревожили.
— Заходите, — она нажимает на другую кнопку и быстро смотрится в зеркало.
Новодевичье кладбище в Москве. Камера скользит вдоль дорогого тяжелого гроба из красного дерева, заваленного лилиями, и упирается в седой аккуратно стриженый затылок. Затылок время от времени коротко и торжественно наклоняется. Уши по бокам розовеют от закатного солнца. Кладбище едва припудрено снегом.
— Николай Николаевич, — затылок вздрагивает. — Искренне соболезную вам и всей Сибирской губернии. Невосполнимая утрата.
Министру Тихонову пожимает руку Вячеслав Валодин.
— Президент просил передать от него слова сочувствия и сожаления, что не может присутствовать лично. Он сейчас в Пхеньяне на важных переговорах.
— Конечно, конечно, Вячеслав Викторович, я понимаю и благодарю вас и президента. Вернее, президента и вас.
Валодин понимающе улыбается. Берет министра под локоть и отводит в сторону.
— Ну а вообще, Николай Николаевич, что думаете о ситуации в регионе? Насколько она управляема?