Кровосмешение
Шрифт:
Михаил кивает куда-то наверх. Из-под потолка с шелестом ниспадает белый экран. Сквозь зал из маленького окошечка наверху протягивается луч света, собирая пыль по пути. Звучит песня Владимира Асмолова «Вот и осень». На экране появляется снятая против света черная голова с оттопыренными ушами. Голова смотрит на Сибирск, утопающий в зелени, затем играющий всеми красками осени, затем укрытый снегом, как пеленой. Точка съемки не меняется, восходы и закаты мгновенно сменяют друг друга, облака закручиваются в вихрь. Ангара блещет как сабля в лучах солнца, темнеет, покрывается коркой
Проникновенно поет Владимир Асмолов.
Внезапно над городом начинает сгущаться тьма. В синем воздухе золотом сияют фонари, облака становятся багровыми. Падает сплошная чернота. После паузы снова возникает тот же пейзаж с Ангарой, только никакого города нет — только остовы сгоревших домов. Черная голова поворачивается к зрителю, на нее падает свет, и зрители узнают лицо и.о., но странно постаревшее и какое-то мертвое. Лицо открывает рот, и все видят два крупных верхних клыка. И.о. улыбается.
— Мы были вчера, мы есть сегодня и будем завтра! — говорит бодрый комсомольский голос за кадром. — Партия Бессмертия!
ПАРТИЯ БЕССМЕРТИЯ — золотыми буквами без засечек на черном фоне сообщает экран.
Финальный кадр — на фоне размытых силуэтов и.о. идет как будто бы в колонне, неся в руках на шесте фотографию, на которой изображен он сам.
В зале вспыхивает свет.
— К сожалению, только осваиваю видеоредактор, — кашлянув, говорит в микрофон Тихонов, — но главная мысль, думаю, понятна.
Михаил посмеивается, глядя на ошалевший актив. Крылов сидит на сцене с непроницаемым лицом.
слышен красивый высокий голос современного певца.
Логан полулежит в черной обшарпанной ванне и бреет машинкой голову. Он выглядит пьяным и мертвым от усталости. На краю ванны стоит бокал с красным вином. В воде плавают куски черной шерсти. На затылке — островки нетронутых волос.
Но память покрыта такими! Большими! Снега-ми! — страдает певец.
— Дай я, — Вера садится на борт ванны. Логан покорно роняет машинку в ее ладонь. Она наклоняет его голову вперед и нацеливает лезвие машинки на черные островки.
— Ты любишь эту песню? — спрашивает она, склонив голову набок.
— Я ее… помню… — выдыхает Логан. — Я многое помню, но все как-то… кусками… целые десятилетия выпадают… как будто не было.
— Вот так, — Вера чуть высовывает язык между белых ровных зубов, — вот теперь хорошо… А скажи…
— Что?
— Какое
Логан беззвучно хихикает.
— Что?! — обижается Вера.
— Ты думала, я скажу «голод»?
— А на самом деле?
— Я не хочу говорить.
— Ну пожалуйста, — она зачерпывает воду из ванны и омывает его затылок, — я не буду смеяться. Честно.
Он поворачивается к ней и смотрит в лицо. Смотрит глубокими черными глазами, в которых нет ничего человеческого.
— Ностальгия.
Вера целует его в макушку и тихо выскальзывает из ванной.
ГЛАВА 20. МУЖИЧКИ ЗА СЕБЯ ПОСТОЯЛИ
— О-ооох, — выдыхает Логан, выходя на улицу. Кругом лежит снег. На его бритую голову летят снежинки. Тусклое утреннее небо мерцает перламутром.
— Окропим снежок красненьким? — шутит Вера, заводя двигатель автомобиля.
— Как пойдет… — неопределенно отвечает Логан.
В Историческом сквере небольшое скопление народа. И. о. Губернатора проводит встречу с избирателями. Он во всем черном, как будто в трауре, на висках блестит седина, тонкие уши побелели. На лице живут только глаза — красные и сухие, как будто воспаленные. На штендерах — его фотопортреты с эмблемой Партии Бессмертия.
— Что говорит? — спрашивает замерзшая юная журналистка у отбившегося от стайки корреспондента.
— Что мы все можем жить вечно, если захотим. Иди послушай, такого нагородил…
— Мы все кого-то потеряли, — доносится надтреснутый тенор Тихонова, — я на своем опыте знаю, что преступная власть, захватившая наш регион, не остановится ни перед чем. И я оплакиваю свою семью. Но мое горе меркнет по сравнению с вашим. И после этой трагедии я понял, что я должен делать. Я должен спасти вас. Я могу это сделать. Смерти больше нет! Для нас с вами — смерти больше не существует!
Последние слова Тихонов выкрикивает хриплым сорванным голосом, как будто каркает.
Логан и Вера наблюдают за происходящим с некоторого расстояния.
— Пойдем отсюда, — говорит он и берет ее за руку, — надо заскочить еще в одно место.
— Алексей! — Крылова окликает жена. Она очень постарела. На ней старый бесформенный пуховик. Лицо совершенно без косметики, губы опущены вниз, волосы выбились из-под шапки.
— Чего тебе надо?
— Мне чего надо?
— Да. Чего тебе надо, денег?
— Сволочь ты, Леша.
Она поворачивается и уходит. Он колеблется, глядя ей вслед, тут его хлопает по плечу Михаил:
— Все нормально?
— Иду, Миша, скажи ему. Блядь!
— Что?
— Сто дней же сегодня.
— Что?!
— Забудь. Пошли.
Просторное и темное полуподвальное помещение. Входя, Логан щелкает выключателем у двери. Сизым светом озаряется странное кафе, с единственным столиком посередине. На столике кем-то забыта полупрофессиональная видеокамера «Сони». Помещение пусто. Логан и Вера оглядываются, она — недоуменно-вопросительно, он — настороженно.