Кровоточащие сердца
Шрифт:
— Но это мой выбор, — ответила она. — Я не хочу быть бессмертной. Я просто хочу больше времени с тобой.
Он взял небольшую коробку со стола и вернулся к ней. Он выглядел так, словно собирался сделать ей предложение, хотя коробка в его руках была размером с футляр для ожерелья, чем для кольца.
— Я знаю. И я думаю, что это разница. Но с тобой я считаю, что, наконец, нашел кого-то, кто хочет остаться со мной.
Мартин протянул ей коробку, и она заметила на передней части небольшой замок. Замок, который идеально
Хотя она и дрожала, Мэв вставила ключ и повернула его. Она не знала, почему вдруг так занервничала. Она умрет, если не превратится в вампира. Это было и оставалось единственным выбором в этом вопросе.
И все же она сильно нервничала.
Сделав глубокий вдох, чтобы успокоить нервы, она открыла коробку, которую он держал, и заглянула внутрь.
Ряд флаконов глубоко в бархате. Они были красиво сделаны, со стеклянными верхушками ручной работы, которые выглядели как цветы. Каждый из них был заполнен темно-красной жидкостью. Шесть из них уже исчезли, их следы все еще были видны там, где они вдавили бархат.
Оставалось еще два флакона. Как ни странно, каждый из них был вариацией розы. Одна — культивируемая, одна — дикая.
— Что это? — спросила она.
— Когда мы превращаемся в вампира, самая сильная кровь — самая свежая. Кровь от первого кормления — это то, что может превратить другого человека в вампира. Я не был уверен, захочу ли я когда-нибудь невесту или… детей, — он боролся с последним словом. — Поэтому я взял достаточно только для нескольких попыток, и все. Это последняя моя кровь. Последние флаконы, которые когда-либо могли создать нового вампира.
— Так мало, — она провела окровавленными пальцами по их вершинам. — Я выбираю, что хочу?
— Тот, что больше всех зовет тебя, моя дорогая.
— А что потом? — Мэв почти не хотела знать. Но она должна, по крайней мере, знать, должна ли она выпить пузырек, или он введет его ей в руку иглой.
— Все как в легендах, — Мартин улыбнулся, но она видела тень сомнения в его глазах. — Ты выпьешь пузырек в последний момент своей жизни. Очень важно, чтобы ты помнила, потому что я не могу насильно запихнуть это тебе в глотку.
— Значит, не совсем так, как в легендах, — она взяла пузырек с дикой розой наверху. — Во всех историях говорится, что вампиры сначала высасывают кровь своих жертв. Что они забирают всю кровь из тела, прежде чем накормят тебя собственной.
— Тебе понадобится гораздо больше крови, чем осталось, когда ты проснешься. Для такого кормления потребуется больше крови, чем я готов дать, любовь моя, — он закрыл коробку и поставил ее на стол, прежде чем присоединиться к ней на льду. — И тебе понадобится вся кровь внутри тебя, чтобы выжить. И, надеюсь, быть сытой.
— Ах, — она заставила свою руку сомкнуться вокруг флакона и не дрожать. — Как я узнаю, когда меня постигнет смерть?
Он вздохнул и положил палец ей под подбородок.
— Боюсь, скоро. Ты уже потеряла много крови.
Она не чувствовала, что умирает. Она чувствовала себя хорошо, правда. Ни капли боли, хотя она не чувствовала ее и раньше. Мэв положила голову ему на плечо и прижала пузырек к груди.
— Тогда можешь рассказать историю? Что-то, что отвлечет меня.
— Почему бы тебе не рассказать мне одну? — он обнял ее за плечи. — Думаю, так будет лучше.
Но тогда как она сосредоточится на своей жизненной силе? Но зато это поможет скоротать время. И как только она перестанет говорить, это будет идеальный момент, чтобы взять флакон и выпить его. По крайней мере, она надеялась.
Мэв начала рассказывать о том, как она поняла, что отличается от других мальчиков и девочек. Она всегда знала, что люди чувствуют боль. В конце концов, она много раз видела, как другие мальчики и девочки плачут.
Но на самом деле она не знала, что на ней проклятие, пока Церковь не привела ее сестер.
Однажды ночью она увидела, как Луна обезумела, кричала и царапала стены, потому что что-то не переставало петь. Сколько бы раз она ни пыталась выбраться, монахини не давали сестре найти то, что не давало ей спать.
Беатрис сидела в углу и что-то шептала другому человеку, которого никто из них не видел. В то время Мэв думала, что это воображаемый друг, который помогал Беатрис в борьбе с изгнанием нечистой силы. Она не догадывалась, что ее сестра разговаривала с мертвыми.
Ночь, когда Луна попыталась процарапать стену, была первой ночью, когда Мэв поранила себя. Она пыталась успокоить Луну, но ее толкнули так сильно, что она ударилась головой о стену. Она тут же встала и продолжила попытки остановить Луну.
— Ты ранена, Мэв, — сказала Луна. Лицо ее сестры стало белым, как снег, она указала на голову Мэв.
Теплая струйка крови стекала по лбу Мэв, но ей было все равно. В конце концов, это была просто кровь. Почему это должно помешать ей помочь сестре?
Мартин провел рукой по ее спине и усмехнулся этой истории.
— Даже когда ты была маленькой, ты командовала сестрами?
— Всегда, — ответила она, тяжело дыша. — Луна сказала мне, что не чувствовать боли — это ненормально. Она должна быть как нож, сказала она. Но я так и не поняла, что она имела в виду. Ей потребовалось три дня, чтобы объяснить, что такое боль.
— Что она сказала?
Мэв никогда не забудет этих слов.
— Она сказала, что это ощущается так, будто кто-то разочаровал тебя, предал и разбил тебе сердце одновременно. Боль была рваной и резкой, но длилась не так долго, как эмоциональная боль. А потом она сказала, что жалеет меня, потому что я могу страдать только от эмоциональной боли, которая намного сильнее физической.