Кровью омытые. Борис и Глеб
Шрифт:
В Киеве воевода лишь прошлым летом побывал, все недосуг. На Гору лошади тянули сани шагом. У крыльца княжеского дворца остановились, и Попович легко поднялся по ступеням. В сенях скинул на руки отроку шубу и шапку, вступил в гридницу, а навстречу ему уже шел князь Владимир, обнял воеводу, по плечу похлопал:
— А я было намерился гонца за тобой слать.
И на все палаты раздался зычный голос великого князя:
— Накрывай столы, воевода Александр Попович приехал!
В
Уловил Владимир мысль Поповича, сказал:
— Тихо живу, канули те годы и не воротятся. Не гадал так век свой кончать. Завидую отцу своему, князю Святославу Игоревичу, — смерть в сражении принял. Доводилось ли те, воевода, наблюдать за состарившимся, некогда лютым, псом? Он огрызается, зубы скалит, его остерегаются, ан не слишком боятся… Вот такой я ноне.
— Не сказывай, князь, есть в тебе и сила и хватка. Однако человек не вечен, но те, великий князь, рано о том речи вести.
Владимир взял серебряный ковш с медом хмельным, разлил самолично по кубкам.
— За приезд твой, Александр, радуюсь, на тя глядя, в прошлое сердцем ворочаюсь… Слушаю тебя и думаю, не зря мы жили. При нас Русь Киевская поднялась. Недруги наши прежде ее Великой Скифью именовали, ныне в ней государство видят. — Взял кубок. — Выпьем, воевода, за государство, какое бережем!
Владимир пил мелкими глотками, смакуя, а когда опорожнил ковш, снова заговорил:
— Вот ты, Александр, рубежом занят, ибо ведомо тебе, печенег не любит на укрепления лезть, но мыслят ли так мои сыновья? Боюсь, не все это понимают… Смерть Анны тяжко надорвала мою душу, а поведение детей гнетет меня. Кто подхватит меч великого князя, кому дело мое продолжить? А ну-ка устроят за него драку? Склонен, чтоб взял меч Борис. То после меня станется. Я же с того света безучастно на все взирать стану и ничем не смогу помочь Борису. Не вмешаюсь, коли между братьями свара начнется. Кому она в пользу? Ворогам Руси. Они того ждут!
«Так вот что тебя тяготит, великий князь», — подумал Попович, а вслух сказал:
— Заботы твои, Владимир Святославович, попусту, разве нет у тебя сыновей достойных. Станет Борис великим князем, признают его братья.
Усмехнулся Владимир:
— Рад бы тому, да не верится.
— А ты поверь, княже. Созови детей и бояр, да чтоб митрополит был, и объяви свою волю. А коли кто из них слово против вымолвит, кулаком пристукни, присяги потребуй.
— Хорошо говоришь, воевода, — сказал Владимир, — мы так
И разговор изменил:
— От степняков разор, а ляхи, те на земли наши зарятся. Им бы города Червенские под себя подмять. Чуется мне, Болеслав еще до смерти моей попытается Червенем и Перемышлем овладеть. Откуда мне ведомо? Воронье латинское вокруг Святополка вот уже какое лето грает. Болеслав всякие ловушки туровскому князю строит.
— Ужли не укажем королю ляхов место?
Владимир встал:
— Укажем, воевода, и ежели у меня в теле силы убудет, ты, Попович, поведешь полки.
Воевода в Переяславль засобирался, да князь отговорил:
— Съездим, Александр, в Берестово, на лов сходим. Сказывают, лис развелось, озоруют. Разомнемся.
Дорога накатанная, до села вмиг домчали. Еще из саней не выбрались, как на крыльцо Предслава выскочила. Воевода обнял ее, сказал добродушно:
— Экая ты у нас красавица. Годков бы тридцать мне назад, чем бы я тебе не жених.
Предслава зарделась, а Владимир, пригладив седые усы, проговорил:
— Я те, воевода, сказывал, король ляхов руку свою Предславе предлагал.
Покинула Предслава горницу, отрок в нее заглянул:
— Там тебя, князь, боярин Путша дожидается, вслед за тобой прикатил.
— Эко, и здесь сыскал! — встрепенулся Владимир.
— Впустить ли?
Отрок удалился, а вслед за ним ушел и Попович. На пороге едва не столкнулся с Путшей.
Владимир боярина встретил стоя и, едва Путша порог переступил, спросил:
— Какие вести, боярин Путша? По здорову ли Святополк?
Путша откашлялся, заговорил не спеша, тихо:
— Князь Святополк в полном здравии. Княгиня его с духовником своим от короля вернулась.
— Что передал пресвитер Илларион?
— То и поп тебе, князь, велел передать.
— Имеешь ли еще что, боярин?
— Слышал, князь Святополк сказывал княгине, по весне будто бы в Гнезно к Болеславу намерился.
— Еще что?
— Боле нечего мне сказать тебе, князь.
— Тогда иди, боярин, и покличь мне отрока.
Путша вышел, и вскорости вбежал отрок, остановился выжидающе у порога.
— Верни воеводу, — бросил ему Владимир и, склонив голову, задумался.
Нет, не признает его Святополк за отца. Ярополка кровь в нем. И Святополк так считает…
Очнулся старый князь с приходом Поповича. Поднял на него глаза, сказал, качая головой:
— Вот и снова весть нерадостная. — Усмехнулся горько. — Догадываешься, о чем речь?
Попович кивнул.
Владимир снова заговорил:
— Ведаю я одно, Александр, козни те в плоде задушить надобно, либо наперед вижу, с моей смертью большой крови пролиться.