Крой тела
Шрифт:
Недалеко от крестьянского двора было пастбище. И каждый вечер Людерс гнал коров в хлев, подгоняя их криками на нижненемецком диалекте. Клаудия ловко пародировала старика, и Клара никогда не забудет, как пятилетняя сестренка бежала вдоль изгороди, выкрикивая слова на нижненемецком диалекте, а стадо, устало сопя и фыркая, шло за ней. Людерс не знал, сердиться ему или радоваться, но выбирал последнее.
— Ты не должна дурачить коров, — на правах старшей сестры воспитывала Клара Клаудию, но та лишь удивленно глядела на нее, словно
— Почему? — интересовалась она.
Дети всегда произносят это «Почему?» по-особенному — с любопытством, но в то же время немного обиженно и разочарованно, потому что общество постоянно усложняет их жизнь тысячами запретов.
Чем больше Клара позже думала об этом, тем больше осознавала ту бескрайнюю честность и искреннее любопытство, с какими ребенок познает мир, ту радость, с которой он строит песчаные замки и при этом мечтает о сказочных дворцах и удивительных странах. А когда ребенок плачет — это печаль, которую циники взрослые даже представить себе не могут.
— Если боги кого-то любят, они забирают его рано, — сказал тогда старик Людерс…
Клара вытерла слезы и толкнула дверь в свой кабинет.
Глава 43
Владимир просматривал фотографии на компьютере Инго.
Фото связанных, умирающих и мертвых людей, которым явно было меньше двадцати.
А потом он заметил фото, на котором стояло имя. Точнее, имя значилось на предмете, который виднелся на фото.
Это было имя одной из жертв Инго.
Владимир начал поиски: искал семью, выяснял места работы и прочие мелочи. Наконец он нашел другое имя.
И другую профессию.
Она могла бы наблюдать за его работой.
Она могла бы выписать ему индульгенцию.
Он приобщит ее к своей работе, как только начнет.
И он будет ей писать.
Очень скоро.
Она была, как Инго М., частью его плана. А Инго М. был частью ее плана.
Глава 44
Клара открыла дверь в кабинет.
«Пропустить по стаканчику с Фридрихом… — подумала она. — Почему бы и нет?» Она все равно пока ничего не могла предпринять, ведь результатов еще не было. А между тем наступила полночь.
«Между вами ведь не может быть ничего серьезного?» — спросил Клару внутренний голос.
Фридрих был ей симпатичен, а способ, которым он иногда преподносил жестокую правду, делал его еще привлекательнее. Он говорил честно, и это Кларе нравилось.
«Зачем мне что-то затевать с ним? — спросила она себя, словно желая убедиться, что этого не произойдет. — Он всего лишь коллега. Мы даже называем друг друга на «вы». Это просто совместная работа».
Но внутренний голос отвечал: «Так всегда говорят».
Клара разозлилась и в последний раз за этот день решила заглянуть в электронный почтовый ящик.
Четыре новых письма. Она просмотрела имена
Одно письмо привлекло ее внимание.
Отправителем значилась Юлия Шмидт. Сердце Клары забилось чаще. Она знала, что письмо могло быть только от него.
Клара тут же забыла о Фридрихе, о назначенной встрече и дважды щелкнула на сообщение.
Никакого текста. Только вложение. Какой-то медиафайл.
«Еще одно убийство? Или снова сыщики, которые в этот раз врываются в квартиру Юлии Шмидт?»
Она щелкнула на кнопку «PLAY» в медиаплеере.
Экран некоторое время оставался черным. Потом появилось требование, написанное белым шрифтом:
Пожалуйста, включите звук.
Клара установила громкость на мониторе. На заднем плане послышалось жужжание, прислушиваясь к которому ей предстояло выставить оптимальную громкость.
«Этот парень знает толк в постановках. Подумал обо всем».
Потом Клара впервые услышала его голос — если это был действительно его голос, а не очередной несчастной жертвы, которую перед смертью заставили произнести собственный некролог.
Голос звучал низко. Жутко, мрачно и искаженно. Как только раздался голос, картинка изменилась.
На фоне черного экрана стали вырисовываться неясные серо-черные контуры.
Но Клара не могла понять, что это.
— Клара Видалис, — произнес низкий, искаженный голос, — я говорю с вами, вы слушаете меня. Теперь все кончено. — На пару секунд наступило молчание, потом снова зазвучала речь: — Некоторое время назад я убил мужчину, он умер в немыслимых муках.
«Кого он имеет в виду? Якоба Кюртена? Неужели он его пытал? Судебная медицина не нашла ничего, кроме разреза на шее, больше по такому трупу нельзя было установить».
— Вы сейчас задаетесь вопросом, почему я вам это рассказываю, ведь он — не исполнитель чужой воли, с которыми вы имеете дело в последнее время, — продолжал голос, словно угадывая мысли Клары. — Он не из тех, с кем вы успели познакомиться и кому выпала честь пожертвовать жизнью ради моего нового образа. — Он сделал паузу. — Как бы там ни было, но этот мужчина не имеет отношения к моей работе. Вернее, лишь косвенно.
«Значит, это не Якоб Кюртен или какой-то неизвестный труп, — подумала Клара. — Но к чему он клонит?»
— Я расскажу вам об этом человеке, — говорил голос дальше, — потому что он имеет отношение к нам обоим. Он имеет отношение к тому, почему я написал именно вам, почему выбрал вас для того, чтобы вы наблюдали за моей работой. Почему именно я выполнил то, чего вы не смогли сделать.
Клара прислушалась к искаженному голосу: «О чем он говорит? Что я не смогла, а он смог?»
Картинка на экране стала резче, но все равно нельзя было ничего разобрать. Это напоминало поверхность луны в сумеречном свете: кратеры, рубцы, черные провалы.