Круг иных
Шрифт:
Тесная раздевалка, ряды крючков на стенах. Две двери ведут в классные комнаты. Лестница отделана отполированным до блеска металлическим уголком. Я толкаю одну из дверей и оказываюсь в классе. Здесь горит свет. Ряды длинных столов со скамьями, черная доска, на ней аккуратными буквами выведены формы английских глаголов. Неожиданно для себя читаю вслух – наверное, по дому соскучился.
– Даю – дал. Встречаю – встретил. Беру – взял. Откуда-то сзади вступает голос:
– Иду – ушел, говорю – сказал. Оборачиваюсь и вижу мужчину с головой,
па обтянутый кожей череп; на носу – круглые очки в черной оправе. Он сидит в углу за письменным столом, склонившись над какими-то бумагами. Наверняка это и есть Экхард.
– Полагаю, вы англичанин?
Он говорит как человек, который много читал, но никогда не слышал живой речи: путает ударения.
– - Да, англичанин.
– У вас очень красиво получается. Я прошу вас, поговорите еще.
Я уставился на него, слегка ошалев.
– Не силен я в говорильне, – отвечаю.
– Ах! – Тот вздыхает от удовольствия. – «Не силен в говорильне»! Эмфатическая конструкция, обратный порядок слов. Ваш язык не подчиняется строгим законам, и в этом его прелесть.
Вот так вступление… За выпуклыми стеклами сияют радостные глаза.
– Точно.
– Точно! Вы сказали «точно». Это слово имеет много значений. С одной стороны, оно служит для выражения математической точности, как-то «точный расчет», и вместе с тем легко вписывается во многие семантические конструкции и устойчивые фразеологические обороты. Например, «так точно». В устаревших текстах оно часто фигурирует в сравнительных оборотах: «лед – точно хрусталь», позднее заменившихся словами «будто» и «словно».
Против этого мне нечего возразить: на языке застряло готовое сорваться «точно».
– К примеру, – воодушевленно продолжает оратор, – слово «точно» может подразумевать, что я оказался совершенно прав и ни в коей мере не заблуждаюсь. С другой стороны, я могу трактовать его как нейтральную форму согласия и, наконец, как простую формулу вежливости.
У меня уже уши вянут.
– Вы, если я правильно понимаю, Экхард?
– Если вы правильно понимаете? Используя эту конструкцию, вы предоставляете мне право самому решать, кем я являюсь. Очень мило с вашей стороны. Будучи по отношению к вашему языку иностранцем, смею изъясняться без экивоков. Докладываю: да, вы совершенно правы. Меня действительно зовут Экхард.
Прогресс.
– Я хотел попросить вас о помощи.
По лицу моего собеседника пробегает тень.
– О помощи какого рода?
Ввожу его в суть проблемы, опуская подробности, которые могут насторожить, Броде убийства шефа тайной полиции. Я попал в эту страну по ошибке, и, как мне кажется, меня в чем-то подозревают. Мне хотелось бы выехать отсюда, по возможности не привлекая внимания.
Экхард не удивлен.
– Плохие нынче времена, – констатирует он. – Люди боятся выходить из дома.
– Мне нужен человек, который возьмется перевести меня через границу.
– Да, я понял.
Он все
– У меня есть деньги, английские. Я отблагодарю. Собеседник качает головой: либо этот человек не
падок на наживу, либо связываться с валютой в здешних краях считается крайней глупостью. Пробую иной подход.
– С незнакомцем преодолеешь путь скорее, чем с другом.
Экхард на меня вытаращился, словно я только что продемонстрировал сверхъестественные способности.
– Вы читали Вицино? Вынимаю книгу.
– Ах! – Нежно проводит по ней пальцами. – В английском варианте. Хорошо переведена?
– Пожалуй.
– Конечно, Вицино сам писал, ведь он говорит нашести языках. Эту книгу любят. Она ваша возлюбленная?
Выбор прилагательного показался мне не вполне верным, и я хотел было поправить собеседника, но поймал себя на мысли, что не найду лучшей замены.
– Да, она постепенно становится моей возлюбленной.
Светясь от счастья, учитель заключает меня в объятия. У него пахнет изо рта – видимо, рынок потребительских товаров в этой стране пока не дошел до того уровня развития, когда зубная паста доступна каждому.
– Друг Вицино – мой друг! Я вам помогу. Вот и договорились.
Тут Экхард погружается в раздумья: смотрит на меня остекленевшим взглядом и постукивает кончиком ногтя по зубу – видимо, перебирает в голове варианты, «просматривает опции». Сразу видно: человек обрабатывает информацию – ему бы еще на лицо песочные часы для наглядности или «вращалку», как у компьютера.
– Они в курсе, что вы здесь?
– Да.
– Не боитесь?
– Боюсь.
– Чего вам бояться? Вы же англичанин. Никуда не денешься, придется рассказать кое-что
еще. Говорю, как встретился с Маркером, как жгли книги. По ходу повествования Экхард кивает. Видимо, об этой истории он уже наслышан.
– Список попал в руки тайной полиции, – поясняет он. – Это катастрофа. Многие достойные люди вынуждены скрываться.
И все равно, похоже, моя задумка сработала: учитель решается.
– Знаю одно место, где можно подкупить охрану и перейти границу. Отсюда далековато будет: при благоприятном раскладе – четыре дня пути. Добираться надо окольными дорогами, без проводника заблудитесь. – Он умолкает. – Часть пути я пройду с вами, а дальше вам помогут.
– Вы очень добры.
– Сегодня переночуете в доме моих друзей. Там вас никто не тронет, и можно будет спокойно пообщаться. Я покажу вам дорогу.
Зря я понял его последние слова буквально. Экхард, видимо, хотел сказать, что душой он всецело со мной, а вот телом не приблизится ко мне и на полмили. Учитель делает набросок, некое подобие карты: главная улица города, поворот направо, оттуда прямиком по длинной дорожке к дому с кирпичной аркой и красными ставнями, которые всегда заперты.