Круг М. М. Бахтина. К обоснованию феномена
Шрифт:
В 1912 г. Медведев, еще будучи студентом-юристом, предложил редактору петроградского журнала «Современник» три статьи: о Брюсове, Блоке и «К философии русской литературы». [42] В этой заявке, как и в других, ранее опубликованных и теперь частично известных статьях [43] , уже очерчен круг проблем, которым Медведев посвятит свои труды. В Петербурге, Кишиневе и Витебске молодой юрист начинает читать публичные лекции о литературе, с фронта он шлет статьи: «Об изучении Пушкина», о Бердяеве, «О Гоголе», «О дневнике Льва Толстого», «Андрей Белый»…
42
РНБ. Рукописный отд., ф. 118, ед. хр. 1454.
43
С перепечатками некоторых ранних работ П. Н. Медведева можно ознакомиться в «Диалог. Карнавал. Хронотоп» (2003. № 1–2 (39–40); «Звезде» (2006. № 7. С. 197–198); «Вопросах литературы» (2009. № 6); «Звезде» (2010. № 11); сборнике «Хронотоп и окрестности» (Уфа, 2011).
Эрудиция Медведева имела университетские корни, но приобреталась в самостоятельной работе над книгой, для которой он всегда умел находить время. Об этом напоминает сохранившийся конспект Медведева, названный им «Из работ Чудовского.
44
Чудовский В. Несколько мыслей к возможному учению о стихе // Аполлон. 1915. № 8–9; Несколько утверждений о русском стихе // Аполлон. 1917. № 4–5. (Конспект — в семейном архиве Медведевых.)
45
См. соответствующие статьи А. Белого в его книге «Символизм» (М., 1910).
Опираясь на творчество Льва Толстого, Медведев обогатил свое понимание философской сущности «общения». Это понятие стало определяющим для его эпистемологии — в работе 1912 г. «К философии русской литературы», в статье «О дневнике Льва Толстого» (1916) [46] , в монографии «Формальный метод» (1928), являющейся «введением в социологическую поэтику».
Определение этого понятия Бахтиным: «Само бытие человека (и внешнее и внутреннее) есть глубочайшее общение. Быть — значит общаться» — стало известно из рукописи 1961 г. [47]
46
Медведев П. Н. О «Дневнике» Льва Толстого // Бессарабская жизнь. 1916. № 87. С. 2. (Звезда. 2010. № 11); Tolstoi’ s Diary // The Bakhtin Circle in the Master’s absence. Manchester and NY, 2004. P. 188.
47
Бахтин М. М. Собрание сочинений. Т. 5. М., 1996. С. 344.
Критика «материальной эстетики» начата Медведевым до встречи с Бахтиным и до возникновения ОПОЯЗа. В программе его лекций 1919–1920 гг. уже фигурируют «полюсы слова» и категория «оценки», как и «методы прозаического мышления»; при описании идеологии творца им уже намечена философия знака, причем задолго до появления книг «Формальный метод» и «Марксизм и философия языка», столь существенных для будущей семиотики; онтологическая сущность «общения» стала основополагающей для его мысли задолго до знакомства с философией Бахтина, как и с западными трудами по «теории коммуникации»; в «Формальном методе» (и в «Формализме и формалистах», изданных в 1934 г.) развернута «панорама» современной ему западноевропейской теории искусства…
Научный голос Медведева был бы легко узнаваем, если бы значительная часть его трудов не была передана Бахтину [48] , а ранние тексты Медведева были бы переизданы и учтены [49] , как переизданы и учтены архивные тексты и документы его коллег. Тогда, по логике «артели интеллектуалов», Медведеву должно принадлежать первенство в установлении основополагающих критериев «обшей концепции языка и речевого произведения». Но это противоречит самодовлеющей псевдобахтинской «программе». [50] Хотя в данном, конкретном случае речь должна идти не столько о первенстве или влиянии одного на другого (что вполне естественно и органично для любого мыслительного сообщества), сколько об общности интеллектуальной направленности. Права Ю. М. Каган, считавшая, что «правильнее говорить… <…> об определенном круге философствовавших и живших общими духовными интересами людей». [51]
48
Многолетний заведующий кафедрой русской литературы СПбГУ проф. А. Б. Муратов в статье, посвященной истории своей кафедры «Изучение русской литературы в Санкт-Петербургском — Петроградском — Ленинградском университете», пишет: «Методологические идеи П. Н. Медведева последние несколько десятилетий активно обсуждались в работах о М. М. Бахтине».
49
Как настоятельно рекомендовали и даже требовали участники ряда международных Бахтинских конференций.
50
См.: Махлин В. Л. Незаслуженный собеседник (II) // Бахтинский сборник. 5. М., 2004. С. 336.
51
Каган Ю. М. О старых бумагах из семейного архива (М. М. Бахтин и М. И. Каган) // Диалог. Карнавал. Хронотроп. 1992. № 1. С. 60.
Социологическая поэтика Медведева не была угодой новому строю, хотя этот аспект присутствовал безусловно и был основанием для организации Института гуманитарных наук и искусств — научного и учебного центра по изучению теории творчества. Выверенная на обстоятельствах творческого пути Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского (семинар по Достоевскому Медведев вел в Институте народного образования в Витебске), социологическая поэтика стала плодотворным этапом научного литературоведения — при всей убогости господствовавшей в стране идеологии. Поэтому книга Медведева интересна и читаема до сих пор. [52] Потому-то она и была раскритикована ортодоксальными марксистами, а существование и развитие школы социологической поэтики было насильственно прервано. Медведев оказался зажатым между формалистами, с одной
52
До нас не дошел трактат П. Н. Медведева, написанный вслед за «Формальным методом», — «Социологическая поэтика. Т. 1. Тематика», конфискованный при аресте, но информация о нем сохранилась.
53
Фадеев А. Об одном споре всемирно-исторического значения. Заключительное слово на производственном совещании критиков РАПП 29 января 1932 г. // На литературном посту. 1932. № 5. С. 5.
54
Воспоминания о П. Н. Медведеве его студентов: см. примеч. 41.
55
См. предисловие Е. Добина к сборнику работ П. Н. Медведева «В лаборатории писателя» (Л., 1960, 1971) и примеч. 48.
Еще в Витебске лекции по истории русской литературы XIX века (как следует из программ, опубликованных в «Записках Пролетарского университета») и XX века (как явствует из программ лекционных курсов в Институте народного образования [56] ) Медведев строил так, чтобы литература предстала в зеркале эстетики. Свой курс «Теории художественного творчества» он в 1920 г. начал читать «по приглашению Совета Государственных художественных мастерских» [57] (мастерскими тогда руководили Марк Шагал и Казимир Малевич).
56
Звезда. 2006. № 7. С. 197–198.
57
Государственный архив Витебской области, ф. 204, оп. 1, д. 49, л. 107, 108.
Теорию художественного творчества Медведев уже тогда строил на размежевании как с метафизическим, так и с эмпирическим направлениями, как теорию научную (опиравшуюся, в частности, на труды Веселовского, Потебни и феноменологов), рассматривая искусство как ценностно ориентированный эстетический феномен. Валентности «эстетического объекта» (понятие уже существовало у Христиансена [58] ) у Медведева отданы «художнику-творцу» и «контрагентам творчества», носителям «оценки». Эстетическое пронизывалось социальным. Вероятно, это была еще недостроенная, становящаяся, но готовая к взлету теория художественного творчества. Пристальное внимание к жанру, его «эстетике и истории» служило надежным ориентиром в теории исторического развития литературы. [59]
58
Христиансен Б. Философия искусства. СПб., 1911.
59
О том, что «наиболее часто мои мысли перекликаются с А. Н. Веселовским…», Медведев писал в упомянутой ранее анкете Зубовского института. В примечаниях к «Записным книжкам Ал. Блока» (1930) Медведев называет Веселовского «основоположником „исторической поэтики“» (с. 238), что не случайно контрастирует с концовкой статьи о Веселовском в «Литературной энциклопедии» (Т. 2. М., 1929. С. 201).
Будущая книга о формальном методе была не только «задана» временем, но и во многом уже «дана» ее автору в его собственных разысканиях и интуициях. Не случайно Бахтин, как само собой разумеющееся, назвал Медведева «теоретиком литературы» [60] , имея в виду конкретную профессию, а не философское отношение к «теоретизму», которое у них совпадало.
На независимую общность интересов к проблемам «нравственной философии» указывает тема доклада Медведева «Тургенев как человек и писатель», прочитанного в ноябре 1918 г. [61] Медведеву была важна методологическая правомерность этого сопоставления, существенного как в философском, так и в жизненно-практическом плане. Этой теме-проблеме он уделяет постоянное внимание в своих лекциях по теории художественного творчества («Художник и человек») и иных текстах.
60
Бахтин М. М. Беседы с В. Д. Дувакиным. С. 222.
61
См.: Витебский листок. 1918. № 1036. Ср.: выступления М. М. Бахтина и М. И. Кагана в «Дне искусства» (Невель, 13 сентября 1919).
Бахтин писал, что в основу трех книг — Медведева, Волошинова и его собственной о Достоевском — «положена общая концепция языка и словесного художественного творчества. <…> Наличие творческого контакта и совместной работы не лишает самостоятельности и оригинальности каждую из этих книг». [62] Концепция зарождалась в Витебске, в беседах. Здесь наглядно проявилась та диалогическая поддержка, которую оказывали друг другу участники «Круга» и в которой, несмотря на самостоятельность суждений, все нуждались. Параметр общности между Медведевым и Бахтиным, который сейчас, когда уже обоих нет в живых, видится особенно отчетливо, — это новаторство, не ради новизны как таковой, чем порой грешили некоторые филологи, но обостренная «интенция на истину»: Бахтин создавал «первую философию», Медведев искал пути новой теории литературы. И начинал он тоже с первооснов: психологии творчества, генетического изучения художественных явлений (черновики А. Блока), истории литературы, а также проблем литературной критики, которую вслед за Аполлоном Григорьевым мыслил как «строгую философскую дисциплину». [63]
62
Письма М. М. Бахтина // Литературная учеба. 1992. Кн. 5–6. С. 145; Москва. 1992. № 11–12. С. 176.
63
Медведев П. Н. Неистовый Аполлон [Об Аполлоне Григорьеве] // Бессарабская жизнь. 1916. № 88. С. 2.