Круг Осени
Шрифт:
Он лежал в траве, вытянувшись во весь свой немалый рост, в одной только набедренной повязке, и, похоже, спал или дремал, но, услышав мои шаги, он открыл глаза и поднялся на ноги. Мы оказались лицом к лицу, и я сразу напрягся под его тяжелым взглядом.
— Ее здесь нет, — сказал он.
— Я знаю. Я приехал к вам.
— Ко мне? — спросил он с явной иронией.
Глаза его были очень холодными. Он, как и я, был когда-то замести-телем командира авесты и тренировал новобранцев, и сейчас я представил, каково учиться у такого наставника. Таким взглядом можно заморозить насмерть.
Пришло время прибегнуть к припасенному предлогу. Я вытащил
— Это асмодельское красное. Я думаю, вы давно не пили такого вина.
— Я вообще давно не пил, — буркнул он, — Ты, что же, приехал, чтобы со мной выпить?
Я смотрел ему в глаза и молчал. Рассказы, похоже, не врали. Орд от-вел глаза, криво усмехнулся.
— Ладно, — сказал он, наконец, — Пошли. Ничего, что я в таком виде? Самому мне будет трудно одеться.
— Ничего, — сказал я с немалым облегчением.
Он привел меня в большую светлую комнату. Посреди комнаты стояла кушетка, перед ней низенький столик и два плетенных кресла, ни-чего больше в комнате не было, только светлые некрашеные стены и ог-ромные открытые окна, солнечный свет так и лился в них; казалось, что эта комната вовсе не в замке Хардн, а где-то совсем далеко отсюда, ничего в этой комнате не было харданского…
Крикнув слуг, Орд велел принести бокалы и все, что полагается к вину. Через пять минут все принесли, и все это время он, расположившись на кушетке, в упор меня разглядывал.
Наконец, две молоденькие девушки с подносами избавили меня от этого холодного взгляда. На столике расставили плетеные миски с чудес-ным желто-зеленым, спелой прозрачности виноградом, красными яблока-ми, нарезанными четвертинками, и дольками апельсинов, тарелки с жаре-ным мясом, тушеными овощами и ломтями свежего хлеба.
— Ну, что, — сказал Орд, когда девушки ушли, — Разливай.
Я разлил. Рубиновая жидкость заиграла в пузатых бокалах. От угрю-мости Орда не осталось и следа, глаза его заблестели. Я охотно верю в то, что он давно не пил, но он явно был поклонником этого порока. Слишком уж легко он согласился пить со мной.
Орд пил, приподнимая бокал зубами. Сначала он почти не закусы-вал. Мне показалось, что его стесняет мое присутствие, но, потом, захме-лев, он стал есть тоже. Он ел как собака, ртом прямо с тарелки — не слиш-ком приятное, конечно, зрелище, но на некоторых попойках можно уви-деть и не такое.
Постепенно Орд разговорился. С пьяным смехом он рассказывал случаи с солтийской войны, о тогдашней жизни на границе, о дворе Идрая времен последнего восстания. В некотором роде мы с ним были коллега-ми: я, как он когда-то, тоже тренировал новобранцев, приходивших в аве-сту, — мы обсудили и эту тему, осудив новую моду набирать молодежь из городских зажиточных сословий, а не из крестьян, как было раньше. Обсу-дили заодно и девушек, приносивших нам закуски, здесь и впрямь было что обсудить, и Орд, насмешливо приподняв бровь, сказал:
— Выбирай любую. Харданки охочи до этого дела и никогда не отка-зывают.
И я вполне этому поверил: нравы у харданов весьма свободные, и у них не считается постыдным даже замужним женщинам (а женятся и вы-ходят замуж они очень рано) заниматься любовью с кем угодно. Народ этот довольно дикий, не смотря на близость Хардна к столице.
Я хотел спросить его о Годри, но не решался. Я единственный раз только видел их вместе, но нельзя было не понять, что их отношения вы-ходят далеко за рамки отношений учителя и ученицы. И — да, меня мучило
Когда вино, которое я привез, закончилось, Орд крикнул слугам принести еще. Принесли идримское белое, потом еще несколько бутылок розового родосского вина, которое ценители называют мраморным. Честно говоря, мы напились вдрызг.
Я проснулся оттого, что кто-то тряс меня за плечо. Я лежал на ку-шетке, и голова у меня разламывалась. И первое, что я увидел, приподняв свою бедную голову, были бешеные глаза Годри.
— Ты, что, напоил его?! — прошипела она, — Совсем свихнулся?!
Я молчал. Мне было настолько худо, что не хватало соображения придумать, как оправдаться. Но оправдываться мне — слава всем богам, и живым, и мертвым, — не пришлось, потому что Орд тоже проснулся.
— Годри… — раздался его хриплый голос.
Она взглянула поверх меня, и лицо ее неуловимо изменилось. Не то чтобы оно смягчилось (Годри и на него готова была излить свое негодова-ние), но в выражении ее лица появилась какая-то — интимность, что ли? Годри поднялась, обошла кушетку и села рядом с Ордом, который сидел, сгорбившись, подобрав под себя ноги, и кривился. Лицо у него пожелтело, обозначились мешки под глазами, да и сам я выглядел, наверное, не лучше. Надо же было так напиться…
Годри хмурилась и явно готовилась высказать все, что она по этому поводу думала, и глаза у нее зло блестели. Но, посмотрев на него немного, она отвернулась и закусила губу, потом повернулась к нему, обвила рука-ми его талию и, наклонив голову, уткнулась в его грудь.
— Ну, прости, — сказала она тихо, — Я не знаю, из-за чего, но я беспо-коилась.
— Из-за моего похмелья, — буркнул он, — Вели принести вина.
Мы уехали в тот же день. Годри молчала всю дорогу и только, когда мы подъехали к дворцу, сказала:
— Не езди туда больше.
— Годри, я только…
— Я все понимаю, — сказала она тихо, — Но не езди туда больше.
Спорить я не решился — что-то было в ее лице, что заставило меня смолчать.
Но я никак не мог о нем забыть. Годри очень часто ездила в замок Хардн, и теперь я понял, что ездила она — к нему. Совершенно случайно я увидел ту часть их жизни, которую, в сущности, не должен был видеть; я чувствовал, что за теми сценами, свидетелем которых я был, стоит что-то сложное и скрытое ото всех. И я постоянно думал об этом. Нет, мне вовсе не хотелось раскрывать эту тайну. Честно говоря, мне было просто жаль его. Я не представлял, как он живет теперь — в этом замке, от одного визи-та Годри до другого. И еще явился я, бесчувственный дурак, и растрево-жил его воспоминания…