Круг

Страндберг Матс

Мину спускается по лестнице и идет дальше по посыпанной гравием дорожке, думая о страшной комнате в директорском доме. Как им победить такого врага?

– Привет…

Мину останавливается. Возле дерева стоит Густав. Он одет в черный костюм, вид у него потерянный. Мину отводит глаза, когда их взгляды встречаются, и ускоряет шаг. Меньше всего на свете ей сейчас хочется разговаривать с Густавом.

– Мину…

Она не отвечает и идет еще быстрей. Он следует за ней.

– Пожалуйста, давай поговорим! – кричит он.

– Нет, –

огрызается она.

– Ты все не так поняла…

Мину резко останавливается, и Густав налетает на нее. Когда он оказывается так близко, в ней немного убавляется злости. Густав неузнаваемо изменился. Куда делся беззаботный мальчик-мажор? У Густава красные воспаленные глаза, пепельно-серая кожа.

– Что я не так поняла?

– Интервью. Ведь ты из-за него не хочешь со мной разговаривать, правда?

– А как ты сам думаешь?

Густав молча смотрит на нее. Ищет слова, но не находит.

– Ты сказал, что смерть для нее была лучшим выходом! – говорит Мину.

Густав сильно зажмуривается. Когда он открывает глаза, они мокры от слез.

– Я стоял в холле и ждал ее, – говорит он. – Я увидел через стекло… Увидел, как она упала. Как разбилась. Я не мог ничего сделать…

Голос прерывается. Слезы текут по щекам Густава. Мину тоже плачет. Одинокий ворон пролетает над их головами и садится на дерево.

– Сесилия пришла ко мне в тот вечер, – продолжает Густав, собравшись. – Да, она сказала, что она журналистка… Но когда мы разговаривали, все было не так. Мне казалось, что она сочувствует. И я наговорил кучу того, чего не должен был говорить. Я почти не помню, что говорил. Моя мать подала на газету в суд, но что напечатано, то напечатано…

Мину смотрит на него. Как она сразу не поняла, в чем дело, она же знает, что за человек Сесилия! По лицу Густава было видно, что он не лжет. Он говорит правду. Мину уверена.

Злость на Густава испарилась. Осталось только их общее горе. Мину и сама едва справлялась с этими переживаниями, а каково Густаву, в жизни которого с уходом Ребекки образовалась зияющая пустота!

– Я должен знать, – говорит он. – Она говорила тебе, что ей плохо? Ты замечала… что oна не хочет жить?

– Нет, – отвечает Мину. – Но я знаю одно. Ты сделал ее счастливой.

Густав смотрит в сторону.

– Значит, недостаточно счастливой.

– Не надо так думать.

– Но это правда. Я же чувствовал, что что-то не так. Что ей хотелось со мной о чем-то поговорить. Почему я ее не спросил?..

– Она и сама должна была бы тебе все рассказать, – осторожно говорит Мину.

– А вместо этого прыгнула с крыши.

Что ему ответить? Рассказать Густаву правду Мину не может.

– Ее родители, наверно, меня ненавидят, – продолжает Густав. – Я не осмелился прийти на похороны. Побоялся, что напорчу еще больше.

– Поговори с ними. Может, они понимают больше, чем ты думаешь.

Густав качает головой.

– Я не

могу.

Он смотрит на Мину, и его губы кривятся в горькой улыбке.

– Она – лучшее, что было в моей жизни. Без нее мне так одиноко. Это больше не моя жизнь.

Он плачет, и Мину делает то единственное, что может сделать. Она обнимает его. Краем глаза она видит, как ворон взмахивает крыльями и исчезает в бело-сером небе.

26

Ванесса уже битый час стоит в темноте возле двери Линнеи.

Внутри в квартире Линнеи включена тяжелая и быстрая музыка. Певец то поет, то кричит. Такая музыка всегда вызывала у Ванессы головную боль, и поначалу она не знала, куда деваться от этих звуков, но постепенно привыкла к ним и даже вошла во вкус. Как будто музыка превратила стресс и страхи в ярость, а потом расправилась с ней.

Мне не следовало быть здесь, думает Ванесса.

Но уйти не может. Она должна знать все наверняка.

Вчера поздно вечером она получила сообщение: «Устал как собака. Спокойной ночи:-)». Она попыталась позвонить Вилле, телефон гудел, но никто не поднял трубку. Всю ночь она не сомкнула глаз.

В семь утра она позвонила Вилле, разбудила его и потребовала подвезти ее до школы. Вилле страшно разозлился, и Ванессе пришлось применить самую тяжелую артиллерию: ехидство, шутки, игривость, злость, беспомощность, – пока он наконец не сдался. Но радости ей эта победа не доставила. Наоборот. Ванесса чувствовала себя униженной.

Она думала, что, увидев его, сразу поймет, был ли он накануне с Линнеей. Именно поэтому она так хотела встретиться с ним рано утром. И сначала Ванесса подумала, что гробовое молчание Вилле в машине означает, что он ей не изменял. Иначе бы, наверно, подлизывался? Но потом в голову пришло, что молчание Вилле, наоборот, доказывает, что Ванесса ему наскучила.

Едва они подъехали к школе, Ванесса распахнула дверь и выскочила из машины, с грохотом хлопнув дверью. На нее глазели, когда она пересекала школьный двор, Эвелина и Мишель кричали ей что-то вслед, но она не обернулась. Едва переступив порог школы, она бросилась по лестнице вниз, в женский туалет возле столовой.

Все кабинки были пустые. Ванесса сделалась невидимой и заплакала. Беззвучно и горько.

И тут в туалет вошла Линнея.

Ванесса задержала дыхание. И постаралась даже не думать, чтобы не выдать себя. Но Линнея прижимала к уху телефон и ничего вокруг не замечала. Она вздыхала, слушая невидимого собеседника. Встав у зеркала, она провела рукой по черным волосам и показала зубы, как будто проверяя, не застряла ли между ними еда.

– Хватит. Я не могу говорить об этом в школе, – сказала она. – Нет, но раз уж я здесь, то… Я не хочу ничего об этом знать. Это твоя проблема. О’кей… Понятно… Мм… Не знаю… О’кей… Тогда приходи вечером. В девять. И сегодня больше не звони.