Круг
Шрифт:
В конце зимы старый Кугубай Орванче полез сбрасывать с крыши снег, поскользнулся и упал. Дома не было ни Эмана, ни Орлая Кости. Амина с матерью кое-как подняли лежащего без памяти старика и внесли в дом. Много времени прошло, пока он очнулся. Кугубай Орванче заболел. Его положили в кухне на скамейке, возле печи. Он лежал и почти все время спал. Однажды Орлай Кости, доставая свои варежки из печурки, сказал:
— И когда только этот дармоед. наконец, сдохнет!
— Тише, тише, — испуганно зашептала жена. — Он же не спит.
— А мне какое дело, спит он или не спит!
Кугубай Орванче не спал и все слышал, ему было очень обидно, но он промолчал. На другой день старик с трудом поднялся с лавки, пошел к сыну и снохе, посидел у них.
— Пойду я лучше, деточки мои, в свою избу, — оказал Кугубай Орванче. — Вижу, я здесь лишний.
— И не думай об этом! — воскликнула Амина.
— Разве мы тебя обидели чем-нибудь, отец? — спросил Эман.
— Да уж, что и говорить, хозяева у нас добрые. Никого, верно, нет добрее их, а уж как они меня жалеют, и рассказать нельзя!
— Ну, сболтнет когда Кости что-нибудь, не принимай близко к сердцу, отец, язык на то и дан, чтобы болтать.
— Как же мне не принимать близко к сердцу! Все коминцы над нами смеются, даровыми батраками называют.
Эман рассердился:
— Называют, называют… Что я могу сделать? А ты наслушаешься всего от безделья!
Кугубай Орванче опустил голову и высморкался.
— Ну вот, — сказал он, — теперь не только Орлай Кости, родной сын бездельником называет!
— Не обижайся, отец, — примирительно оказала Амина. — Эман сказал не подумавши. Да и работы сейчас нет, еще снег не сошел.
— Не сердись, отец, я не со. зла, — Эман похлопал Орванче по плечу своей широкой ладонью. — Лучше скажи, зачем на крышу полез? Я же говорил: сам снег сброшу. Или уж хоть бы веревкой себя привязал. Ведь мог насмерть убиться. Еще удачно упал, с такой высоты мог шею сломать.
Старик повеселел, закурил трубку и сказал:
— Хоть смеются над нами, а таких крепких людей, как в нашем роду, немного найдется. Мы даже с крыши падаем не на брюхо, как другие дураки, а по-кошачьи: на ноги.
Амина улыбнулась.
— Верно, отец! А дурных слов не слушай и уходить отсюда не думай.
— Ай, добрая сноха! — воскликнул Кугубай Орванче. — Я только так оказал. Как я уйду от вас? С какими мыслями, с какой душой? Где вы, там и я!
— Вот придет весна, отделимся, отрежем себе землю и станем жить самостоятельно, — сказал Эман.
— Дай-то бог, — вздохнул Кугубай Орванче и поднялся — Пойду потихоньку телегу чинить, чтобы Орлай Кости не сердился…
Быстро наступала весна. Леса среди полей поголубели: как-то раз Эман, возвращаясь из Комы с плугами, которые он возил в кузницу чинить, залюбовался блестящими на солнце полями. «Хорошо бы отрезать землю возле этой опушки, — подумал он. — Поставили бы дом около того дуба, речка возле самого огорода, удобно было бы Амине капусту поливать. Посадили бы сад. Купили бы в городе саженцы хороших сортов яблонь из семинарского сада, росли бы у нас яблони, смородина, малина… Эх, только не отрежет нам Орлай Кости хорошей земли! Ну да ничего! Если не у опушки, можно здесь, с краю отрезать. Тут тоже
Когда Эман вернулся» домой, Орлай Кости, открывая ему ворота, недовольно оказал:
— Больно долго ты ездил, зять. Опять что ли свое старое хозяйство осматривал?
«Успели уже донести», — подумал Эман и сказал:
— Зашел взглянуть на двор Эбата, у него сени совсем уже разваливаются, подпорку поставил.
— Надо твою и его избы разобрать и перевезти сюда. Хоть на дрова сгодятся.
— Отделимся, тогда перевезу.
Орлай Кости хмуро взглянул на Эмана.
— Не получится вам этой весной отделяться.
Эман распрягал лошадь. Он так и замер с дугой в рука. х и спросил дрогнувшим голосом:
— Как не получится?
— Так, — отрезал Орлай Кости.
— Да что же это такое! Ты же обещал? Значит обманул меня?
— Не кричи, зять!
— Как же мне не кричать?
— Потерпи маленько, закончим уборку, тогда отделайтесь, пожалуйста. Тогда вы с хлебом будете, а сейчас что же, с пустым лукошком уходить что ли хочешь?
— А то, что в скирдах, разве не хлеб?
— Там твоей доли нет.
— Кто же, если не мы, весь прошлый год работали?
— Что наработали, то вы же и съели.
Эман выругался и бросил дугу.
— Напрасно злишься, зять. Я о вас же пекусь. Как ты этого не понимаешь?
— Очень хорошо понимаю, о чем ты печешься!
— Ну, что ж, — сказал Орлай Кости, — чтобы лучше понимал, открою тебе свои мысли. Тот луинский мариец, который в позапрошлом году переселился к нам, этой осенью собирается половину своей земли продать. Так вот, я хочу эту землю купить и отдать вам. Сам знаешь, какая у него земля — в десять раз лучше моей, только з прошлом году раскорчевали, родник есть, лесок — никуда ходить не надо, тут тебе лес и на топливо и на изгородь. Конечно, если хочешь, могу летом от своей земли отрезать. Но та земля не в пример лучше. Я бы себе ее взял, но свой хутор дробить не хочется.
Эман опять поверил Орлаю Кости. Весну и лето работали в поле вместе. Эман затаил злобу, но сдерживался и старался даже не перечить тестю. Только один раз обругал он его в глаза бездушным человеком. Случилось это так: Эман, Кугубай Орванче и Орлай Кости пахали на дальнем поле и решили отдохнуть. В это время на соседней полосе, за межой, поднялся шум, Ол<н мужик кричал другому:
— Ослеп ты что ли? На мою полосу заехал! Не видишь — межа.
— Я прямо пашу! — кричит другой.
— Совести у тебя нет! Протри глаза!
— Это ты сам, небось, на мое поле заехать норовишь!
— Сейчас в ухо получишь!
— Только подойди, я тебе твою башку разобью!
Орлай Кости наблюдал за этой стычкой мужиков с явным удовольствием.
— Эман, Орванче, смотрите!
Эман, который в стороне распрягал коня, поспешно подошел.
— Что случилось?
_— Ты посмотри, вот-вот подерутся! Прямо петухи! — смеялся Орлай Кости.
Эман посмотрел на расшумевшихся мужиков и пошел к ним.
— Подожди меня, — сказал Орлай Кости и тоже неторопливо направился на соседнее поле.