Круги в пустоте
Шрифт:
Тот оказался невысоким, смуглым мужчиной, едва ли старше самого Виктора Михайловича. Курчавая бородка вьется поверх пурпурной, расшитой серебром и золотом мантии, на голове — тонкий обруч с огромным голубым кристаллом посередине. Ну ни дать ни взять дон Румата. С трудом удалось сдержать улыбку.
— Приветствую тебя, Вестник, — поднимаясь с трона, заговорил государь. — Слово твое да пребудет со мной.
— Да почиет на тебе сила и слава Единого, — пробасил в ответ Алам, воздымая над головой руки.
— Приветствую и тебя,
— Доброе утро, — кивнул тот, с тоской отмечая, что ничего приличного в голову не лезет. А всякие «премного благодарен» и «вельми славен еси» тут вряд ли пригодились бы. Пускай чужой язык усвоился с легкостью, но нужные фразы лежали где-то глубоко, до них еще докопаться надо было. Хайяар ведь когда-то объяснял — при обмене душами имну-глонни передается знание, но не жизненный опыт партнера.
— Легко ли добрался ты, гость? — безразлично-вежливым тоном поинтересовался государь, глядя куда-то мимо. Мимо нескольких столпившихся возле трона придворных в пышных мантиях, мимо замерших стражников со странными копьями, напоминавшими африканские ассегаи — толстое древко оканчивалось метровой длины четырехгранным клинком.
— Спасибо, в лучшем виде, — сказал Петрушко, вспоминая свое мучительное странствие сквозь мутный кисель Тонкого Вихря. — Бывало и хуже, — добавил он себе под нос.
— Ну, как бы то ни было, ты здесь, кассар Вик-Тору, — ответил государь и неожиданно подмигнул ему. — Нам предстоит обсудить немало важных дел, ибо времена приближаются трудные, и хотя милость Единого непреложно пребывает с нами, но придется и самим поработать.
— Это уж точно, — Петрушко вдруг обнаружил, что нуждается в носовом платке. Вот уж некстати так некстати! Просквозило, что ли, в Тонком Вихре?
— И посему не будем откладывать предстоящее нам совещание. Готов ли ты, кассар Вик-тору?
— Всегда готов, — стараясь не шмыгнуть носом, пробормотал Петрушко.
— Тогда мы уединимся с тобой для тайной беседы, — кивнул государь и с видимым удовольствием сошел с трона. Вблизи выяснилось, что ростом он даже слегка и пониже Виктора Михайловича, но жилист и строен.
— Пройдем же вон в ту дверь, — продолжал государь, деликатно тронув Петрушко за плечо.
— Слушай, выпить хочешь? — государь не дожидаясь ответа извлек из вместительного сундука большую серебряную флягу. — Тебе сейчас полезно, у тебя из носу течет.
Айлва на стуле явно отличался от себя же на троне. Сбросив тяжелую мантию, он оказался в легкой, тонкого материала куртке и широких, как у запорожцев, шароварах. Сейчас ничто не выдавало в нем монаршего достоинства. Скорее он напоминал уменьшенного раза в полтора Семецкого на каком-нибудь совместном выезде на природу. Наверное, еще и шашлычка предложит.
— Закусить не предлагаю, для лечения оно так должно идти. Предупреждаю — крепкая.
Петрушко
— Ключница делала? — не удержался он.
— Обижаешь, кассар, — хмыкнул государь Айлва. — Я такое ключнице не доверю. Сам все, своими руками. Настаивается на корках лиу-мзи-тмаанга, для аромата — сушенной лзи-мбау, выдержать год. Хочешь, научу?
— Научи, — согласился Петрушко, и посмотрел на государя искоса — как отнесется к переходу на «ты». Государь отнесся нормально. Он, похоже, и не заметил никакого перехода.
— Ну что, кассар, я тебе с собой «настоянки» дам, вечером сегодня выпьешь, завтра к утру уже все пройдет, сможешь скакать.
— Кстати, а почему ты называешь меня кассаром? — Петрушко неловко улыбнулся. — Я-то какое отношение имею?
— Кассар — это благородный человек, — серьезно разъяснил государь. — Блистающий своим внутренним светом. А благородному достоинству соответствует чин. Ты у себя командуешь Стражей — значит, кассар. Какие еще могут быть вопросы?
— Ну, во-первых, не командую, — возразил Петрушко. — Руковожу отделом, надо мной — начальник Управления, над ним — директор Службы.
— Директор Службы — это будет уже дакассар, ла-мау, — усмехнулся государь. — Все просто. Нет, ты постой, ты не объясняй мне, что у вас все не так, я и сам знаю, мне Алам рассказывал. Но надо же на что-то привычное опираться. Иначе как вообще разговаривать? Так что ты будешь кассар, этот ваш Ген-Нау — маг, Виаз-нику — воевода. Годится?
— Вполне, — сказал Петрушко. Ему нравился государев подход к делу. Без комплексов мужик.
— Давай повторим, — предложил Айлва. — Редко когда вот так просто с кем-то выпьешь. С тобой хорошо, ты чужой здесь, ты пришел и ты уйдешь, а с нашими — тут же интриги пойдут, придется вникать, играть, расклады всякие строить…
— А умеешь? — осторожно спросил Виктор Михайлович.
— Умею, — кивнул Айлва. — Кабы не умел — меня еще в младенчестве задушили бы. Желающих, знаешь, много. В основном, конечно, старший братец Айяру, но и тут разные люди есть, скользкие. Хочешь жить, умей крутиться, правильно? Но не думай, что мне все это нравится.
— Да, не позавидуешь. Тяжела шапка Мономаха…
— Это кто? — быстро спросил государь и тут же, сообразив, усмехнулся. — Все никак не привыкну, что у вас там все по-другому было. Казалось бы, такие же люди, а Круги — разные. У нас был такой мудрец в древности, Миару-Хьяоли, он учил, что когда-то был единый мир, а потом раскололся на множество отражений. Алам говорит, что о таком нельзя думать, что нам не постичь замысел Единого на сей счет, а значит, нечего и болтать. Но иногда поболтать хочется. Алам вообще великий праведник, он и этого, — Айлва указал на фляжку, — не одобряет. Ладно, давай к делу.