Круги жизней. Реинкарнация и паутина жизней
Шрифт:
Среди многих заявлений о месте реинкарнации в христианской теологии особенно два поразили меня своей тупиковостью. Первое: Иисус Христос сам учит реинкарнации. Второе, диаметрально противоположное: раз в Новом Завете не говорится о реинкарнации, значит, она не присуща христианской теологии. Думаю, ни одно из них не является убедительным.
Начнем с первого: в Новом Завете много отрывков, наводящих на размышления, что некоторые ученики Христа, а возможно, и сам Христос принимали реинкарнацию. Я не нахожу эти интерпретации убедительными, но вопросы, поднимаемые ими, слишком сложны, чтобы разрешить их здесь. (Я рассмотрю эти отрывки и поднимаемые ими вопросы в Приложении).
Второе заявление заключается в том, что реинкарнация не включена в Новый Завет. Но дальше выдвигается предположение, что в Новом Завете отражено не все, чему на самом деле учил Христос. Иисус обращался к различным
Эта древняя идея о двух учениях обрела новую жизнь, когда в 1945 году в Наг-Хаммади были обнаружены 52 манускрипта. Некоторые их них были составлены не позже самого Нового Завета. Эти тексты описывали верования очень древней христианской секты, носящей название христиан-гностиков, считавших себя хранителями учения, идущего, как они утверждали, от самого Иисуса. Это учение включало в себя реинкарнацию, а также некоторые другие идеи, никогда не рассматривавшиеся ортодоксальным направлением, установленным соборами в первые шесть веков христианской веры. (Поднимаемые в текстах Наг-Хаммади вопросы опять же слишком специальны и рассматриваются мною в Приложении.)
В целом меня не убеждают попытки разместить реинкарнацию в учении Иисуса: не впечатляют ни тщательно подобранные отрывки Нового Завета, ни гностические материалы. Возможно, ученые однажды перепишут историю этого периода, но сейчас я придерживаюсь мнения, что реинкарнация не была частью настоящего учения Иисуса. Однако это не означает, что учение направлено против реинкарнации. Иисус Нового Завета никогда не осуждал реинкарнацию.
В Евангелии от Иоанна, например, рассказывается, что ученики однажды спросили Иисуса, встретившегося с человеком, слепым от рождения: “Равви, кто согрешил, он или родители его, что родился слепым?”. Была ли в этом вопросе мысль, что если человек слеп от рождения, то, должно быть, он согрешил в своих предыдущих жизнях? Трудно восстановить ход мыслей людей, отделенных от нас тысячелетиями. В любом случае Иисус не раскритиковал возможные намеки на предполагаемую реинкарнацию, которые кто-то пытается разглядеть в вопросе. Иисус ответил, что человек рожден слепым, “чтобы на нем явились дела Божий” (От Иоанна 9:2–3); это означает, что Иисус может вернуть слепому зрение. Ни Иисус в Евангелии, ни апостол Павел во множестве своих посланий никогда ничего не говорили против реинкарнации. Правда, они и не развенчивали расхожее мнение, что мы живем на Земле лишь однажды, но самое верное заключение, к которому мы можем прийти, наверное, следующее: они просто нигде не касались вопроса, сколько раз живут люди на Земле. Это один из пробелов, которые христианским теологам еще предстоит заполнить [122] .
122
Я согласен с профессором Геддесом Макгрегором, что самая вероятная причина, почему ранние христиане не особенно беспокоили себя метафизическими вопросами о том, что будет после жизни, была их вера в то, что Иисус в недалеком будущем вернется на Землю. См. книгу Макгрегора «Реинкарнация в христианстве», с. 36–37.
Новый Завет нельзя назвать антиреинкарнационным. Это утверждение не может опровергнуть и часто цитируемый противниками реинкарнации отрывок из Послания к Евреям. В нем говорится: “И как человекам положено однажды умереть, а потом суд…” (К Евреям 9:27). (Предположение, что Послание к Евреям было написано Павлом, сегодня оспаривается учеными, утверждающими, что оно было написано позже неизвестным автором.) Однако если рассматривать эту фразу в контексте всего Послания, становится ясно, что автор не намеревался выступать третейским судьей по поводу двух альтернативных теорий “послежизни”. Его больше заботило, чтобы новый христианский завет главенствовал над Ветхим израильским заветом, принятым в храмах. Таким образом, он сравнивает распятие Христа на кресте, жертву, которую он принес, и сделал это единожды, с жертвами, совершаемыми жрецами храма, которые повторяются много раз и не требуют от жрецов пролития собственной крови. В этом контексте он говорит:
“Он же (Христос) однажды, к концу веков, явился для уничтожения греха жертвою Своею. И как человекам положено однажды умереть, а потом суд, так и Христос, однажды принесши Себя в жертву, чтобы подъять грехи многих, во второй раз явится не для очищения греха, а для ожидающих Его во спасение” (К Евреям, 9:26–28).
Автор Послания к Евреям выступает не против реинкарнации, а против храмового иудаизма, В этом контексте он как бы вскользь упоминает общепринятую веру в то, что человек умирает лишь однажды. Конечно, он не придерживался реинкарнационного мировоззрения, но его слова нельзя трактовать и как спор со сторонниками реинкарнации. Здесь нет ни слова о том, что
Это подводит нас к вопросу: должны ли христиане быть привязаны к любому верованию, упомянутому в Новом Завете, даже если оно не относится к главным евангелическим проповедям? Поскольку наши знания с библейских времен неизмеримо возросли, нам неоднократно приходилось отделять зерна от плевел. Вот и сейчас мы должны отделить основные принципы Нового Завета, составляющие ядро христианского мировоззрения, от тех, которые к моменту появления Евангелия были просто частью культурного фона.
Простите мне эту вольность, но если мы хотим поиграть в литературно-интерпретационную игру, то у сторонников реинкарнации есть козырь. Дело в том, что взятая отдельно, вне контекста, приведенная выше строка из Послания к Евреям не исключает реинкарнационного прочтения. Конечно, личность, какой я являюсь сейчас, однажды умрет, и за этим последует суд, но это не значит, что за этой жизнью не последует другая, а после нее не будет нового суда.
Истина в том, что Новый Завет не свидетельствует ни в пользу реинкарнации, ни против нее. Он просто молчит по этому поводу.
Даже если реинкарнация не упоминается в Новом Завете, это еще не означает, что она не должна или не может быть частью христианского учения. Это подводит нас ко второму заявлению: если концепции реинкарнации нет в Новом Завете, следовательно, она не относится к христианству. Любая религия, возникшая вокруг учения той или иной исторической личности, должна проявлять себя как живая реальность, продолжающая интеллектуально расти после того, как ее основатель сошел со сцены. Она должна, помимо первоначального воодушевления, найти и другие пути распространения, продолжая поддерживать это воодушевление. Христианство всегда признавало эту необходимость в доктрине Святого Духа. Хотя Христос исторически больше не представлен на Земле, связь церкви с Богом сохраняется через Святой Дух. Именно эта связь позволяет церкви углублять и распространять свое учение, даже когда она сталкивается с обстоятельствами, первоначально не являвшимися частью того исторического контекста, в котором она возникла. Если приходится рассматривать вопросы, которые не обсуждаются Евангелием или на которые там нет ответа, религия ссылается именно на Дух.
Библия является отправной точкой и центром равновесия христианства, но она никогда не определяла границы христианского мышления и не должна этого делать. Со временем христианство приняло многие идеи, которые изначально не были частью этого учения, например, идею Троицы, критерии священной войны и двойственную природу Христа [123] .
Католические доктрины, имеющие отношение к Деве Марии — как непорочное зачатие, так и Успение, — выходят за рамки Библии. Принимая это во внимание, мы можем заключить, что даже если концепция реинкарнации не была частью Нового Завета, она вполне могла быть частью христианской теологии.
123
Утверждение, что Иисус родился и Богом, и человеком, не было официально принято до Никейского собора в 325 году н. э. Сами по себе Евангелия допускают несколько альтернативных толкований статуса Иисуса.
Нет сомнения, что если бы сегодня христианство признало реинкарнацию как дополнение к традиционной вере, оно легко могло бы “нанизать” ее на стержень своего прошлого. Для этого, конечно, пришлось бы смазать некоторые заржавевшие стыки, но такой стержень будет служить лучше прежнего. Христианство всегда оставляло за собой право пересматривать прошлые решения, и отрицать — это значит грешить против правды. Оно изменяло свое мнение прежде и, несомненно, будет изменять и в будущем. Например, в конце XIX века не было сомнений, что римский католицизм ни в какой форме не примет эволюционную теорию, так как она не совместима с доктриной Творения. Сегодня он изменил свое мнение, признав, что и эволюция, и Творение имеют право на существование.
Многие христиане не хотят ждать, пока церковные иерархи примирятся с реинкарнацией. Даже если христианские церкви решат принять концепцию реинкарнации, этот процесс может растянуться на века. Мои студенты, например, берут инициативу в свои руки, лично оценивают свидетельства и рассматривают варианты, не дожидаясь клерикального руководства. В конце концов, все дискуссии на темы: “Мог ли Иисус учить реинкарнации?” или “Мудро ли поступали Отцы Церкви, отрицая в VI веке реинкарнацию?”, как бы ни были они увлекательны для историков древности, к моим студентам не имеют прямого отношения. К тому же им очень сложно ответить на подобные вопросы, так как то христианство, которое они знали, проповедовало философию одной жизни. Их больше интересует, могут ли они изменить этот частный пункт без демонтажа всех христианских основ, что вновь подводит нас к вопросу о сути христианского учения.