Кругом одни принцессы
Шрифт:
— Он утратит власть… Вероятно, поэтому Логистилла не нашла в себе сил уничтожить свое создание и просто спрятала его.
— Итак, не зря я сюда тащилась… точнее, скакала, лезла и катилась.
Я поднялась на ноги.
— Постойте! Вы хотите разрубить ткань?
— Могу разрубить, могу разрезать. Вот топор, вот меч — на выбор.
— Но вы не представляете последствий для себя лично. Ткань не может развоплотиться в считанные мгновения — какое-то время она будет сохранять плотность. Представьте себе, что с вами будет, если на вас упадет рулон ткани длиной в десятки, а то и сотни лиг!
Я
— Спасибо, что предупредили.
— Значит, вы отказываетесь от своего замысла?
— Нет, отчего же? — Малагис охнул.
— Вы решили пожертвовать собой?
— И это совершенно ни к чему. Зачем из всего делать проблему? — Я осмотрела свой арсенал. Не зря я его сюда тащила, совсем не зря. — Такое оружие, мэтр, вам знакомо?
Он покачал головой.
— Похоже на серп, но…
— Это кинжал Трех Стихий.
— Кинжал — он прямой, — заявил Малагис с категоричностью дилетанта.
— Ошибочное мнение. Кинжал бывает всякий. Такой вот годится для того, чтоб им рубить, колоть и метать его. Вообще-то лучше бы сейчас подошли «шляпа отшельника» или чакра, но я ими не пользуюсь…
— Вы собираетесь бросить эту штуку в Дорогу?
— Слава отсутствующим богам, наконец-то вы поняли. Как выдумаете, ежели метать с тридцати шагов, успею я удрать достаточно далеко?
— Не знаю… у меня есть определенные соображения.
— Тогда идемте выбирать место. Потому что если я буду метать кинжал с этой позиции, то смогу лишь продырявить ткань. А нам нужно ее полностью перерезать, не так ли?
К счастью на линии между сундуком Логистиллы и выбранной мною позицией не шатался никто из умерших. Разумеется, призраку летящий кинжал повредить не может, но кто знает, не отклонит ли это кинжал от цели?
— Что ж, попробуем?
— Как у вас всё просто. Ведь, возможно, вы предотвращаете мировой катаклизм…
Закончить фразу Малагис не успел. До крайности не люблю патетики и стараюсь заглушить ее, чем могу. Хотя бы свистом рассекающего воздух кинжала.
Я увидела, как выпуклое лезвие ударило по ребру натянутой ткани, как распороло ее. Малагис дергал меня за рукав, но я этого не замечала. Пришлось ему гаркнуть мне в самое ухо:
— Бежим! Бежим скорей! Здесь поблизости есть пещера!
И мы побежали. Малагис, несмотря на возраст, поспевал быстрее меня. Правда, его не тяготило тело.
В роще за крепостью Балдино мне уже приходилось слышать, как кричат призраки. Но там они были почти как люди, и это не слишком пугало. Но чтоб возвопили здешние безгласные тени, до сей минуты равнодушные ко всем моим манипуляциям?
Но они кричали! И еще как!
— Небо падает! Спасайтесь! Небо падает!
И впрямь, сотрясая пространство, казалось, рушится небесный свод, предварительно сбираясь в складки.
Обитая в долине Анахрена, тени забыли, что небо над их головами отсутствует. И падала, разрушаясь, Дорога Скатертью.
Мы забились в прибрежную пещеру. Малагис — исключительно за компанию, вряд ли его бесплотной особе что-либо угрожало. Земля содрогнулась, и я едва увернулась от камня, свалившегося с потолка пещеры. А перед входом они летели градом. Может, всемирного катаклизма и не произошло, но
И не дождалась.
На Том-еще-Свете не бывает смены дня и ночи, поэтому не знаю в точности, сколько я просидела в пещере. Наверное, не меньше двух суток. О происходящем за пределами пещеры (чуть было не сказала «снаружи», но по отношению к Тому-еще-Свету этот термин не вполне уместен) меня информировал Малагис. Он и сообщил, что, по мнению старожилов, царство мертвых никогда еще не видывало такого зрелища. Тысячи блудных призраков вернулись в долину Анахрена, причем попали сюда не перебравшись через реку, как подобает порядочным покойникам, а просыпались сверху, подобно граду или дождю. Поэтому я и не высовывалась. У меня не было уверенности, что бойцы АУТа будут рады видеть ту, что вернула их из мира живых. Однако Малагис утверждал, что возвращенцы удивляют не только способом прибытия, но своим поведением, а именно буйной радостью.
— Еще бы — дембеля-то, — проворчала я. — Если б они еще напиться смогли…
— А они и напились. Воды из Анахрена, а то и из самой Зимы. Это единственное, что может вызвать у призраков нечто, подобное эффекту опьянения.
Но я вышла из пещеры не раньше, чем истребила все припасы, которыми снабдилась в деревушке неподалеку от Беззубия. Истребила, надо сказать, без всякого удовольствия. И хлеб, и овощи, и мясо, и вино утеряли всякий вкус.
— Такова здешняя особенность, — сказал Малагис в ответ на мои жалобы. — Пища вашего мира тут утрачивает былые качества.
— И как вы здесь живете? — с отвращением сказала я.
— А мы вообще не живем, — кротко поправил он меня. — Мы умерли.
Мне стало неловко, и я поспешила спросить:
— Что стало с Дорогой?
— Она расточилась без следа. И сундук одиноко стоит на песке.
— Но ведь там осталось веретено! — вспомнила я. — Вот что, мэтр. Давайте спрячем его от греха подальше.
Малагис согласился, что такая предосторожность будет не лишней.
По пути мы решили, что проще всего выбросить сундук в реку. Собственно, еще проще было бы выбросить веретено, но сундук сам захлопнулся. Вместе с веретеном оказался заперт и мой кинжал. А ломать засов мне не хотелось — мало ли какие чары Логистилла на него наложила. Ладно, из всех моих метательных орудий этот кинжал был не самым любимым. Малагис продиктовал мне руны, которые я начертала мечом на крышке, после чего поставила сундук на плечо, и мы двинулись к реке.
Тот-еще-Свет после встряски, которую мы ему устроили, вернулся к первобытному состоянию. Обитатели, встретившиеся по пути, занимались привычными делами и не замечали нас с Малагисом.
Чем ближе становилась река, тем сильней сгущался туман. А когда мы вступили в прибрежные камыши, он заколыхался перед нами завесой.
— И часто здесь такое? — спросила я.
— Всегда. Погоди, мы уже пришли. Слышите?
Прислушавшись, я услышала плеск воды, набегавшей на песок.
— Туман иногда прозрачней, иногда гуще, — пояснил Малагис, — но противоположный берег скрыт всегда. Иной мир, всё-таки.