Круговерть бытия
Шрифт:
Покидая место предстоящей схватки, я заметил, что трое неукротимых джигитов, у которых были самые лучшие кони, продолжают преследовать меня. Оставшаяся дюжина татар, висящая на плечах четверых казаков, пытались помешать им занять новые укрепленные позиции. К счастью, я увел за собой самых неистовых лидеров, а остальные татары уже изрядно растянулись при преследовании цепью.
Поэтому казаки, дружно соскочив с коней, выстрелили из трех пистолетов по самым рьяным из кочевников, убив или тяжело ранив троих самых отчаянных из крымчаков. Их мгновенно скосил наш свинцовый дождь. "Быша
Остальные джигиты, охваченные волной суеверного страха, попытались сгруппироваться, а донцы в это время, ведя коней в поводу, заняли новые позиции на склоне поросшего густым кустарником холма. Как оказалось, опытный урядник безошибочно рассчитал время и дистанцию.
Теперь татары, кусающие себе от бессильной ярости руки, не могли с ходу использовать свое численное преимущество, так как наступать широким фронтом им мешали кусты. Драться же в пешем порядке один на один батыры не захотели, предпочитая обложить врагов и подождать подмогу. Неплохо.
Казаки, временно избежав кровавого побоища, воспользовавшись передышкой, снова уложили своих лошадей, чтобы они не выступали в качестве мишеней и стали лихорадочно перезаряжать оружие. Четыре пистолета и ружье гарантировали штурмующим самый горячий прием.
Глава 12
Оставшиеся в осаде казаки смотрели как с каждым мгновением их подхорунжий уходил все дальше и дальше, уводя за собой троих преследователей. Провожая глазами быстро уменьшающиеся точки.
— Его благородие, я думаю, уже скоро теперь к Дунаю подъедет!
– приободрил станичников неунывающий Шевелев.
— Пожалуй что так. Гляди, часов через пять и подмога придет.
— Лишь бы они до полуночи подоспели. До этого времени мы легко продержимся. Зарядов еще много, знай себе постреливай.
— Нет, братцы, ночь придет, — плохо нам будет, — высказал опасения урядник, — гололобые нас тогда как хозяйка курей по ночам с насеста ловит, — голыми руками похватают.
— Ну, голыми-то руками нас и ночью не возьмешь, а что перебить нас им тогда легче легкого будет, это верно.
— Глядись-ко, опять загоношились: чтой-то, анафемы, придумали.
Донцы встрепенулись и принялись зорко следить за всеми действиями врагов. К татарам уже прибыл на подмогу очередной десяток. Обжегшись пару раз в лобовых штурмах, теперь противники взялись за ум.
Если бы не воля султана, степные дикари никогда бы не взяли в руки мушкеты, предпочитая сражаться как их первобытные предки - кизиловыми палками с привязанными к ним нижними лошадиными челюстями. Не уважали они "подарки цивилизации". В то время как казаки прекрасно владели огнестрельным оружием.
Но такие потери кого хочешь сделают мудрецом. Слишком уж многих бойцов уже зря сегодня потеряли татарские кланы.
Казаки тотчас же заметили, что крымчаки разделились. Человек пять, не имеющих никакого огнестрела, забрав лошадей, повели их подальше в сторону и, стреножив, пустили пастись, а сами уселись в кружок караулить. Остальные с ружьями в руках, рассыпавшись, начали осторожно
— Ишь, черти гололобые, это они, анафемы, с нас же, казаков, манеру взяли в пешем строе наступать; дошлый народ! — воскликнул Шевелев. — Поглядим, что дальше будет. Ишь, ползут, как словно змеи. Ползите, ползите, мы вам сейчас носы-то поотстреляем.
Татары тем временем подползли на расстояние ружейного выстрела и открыли частую стрельбу. Казаки могли отвечать им только из одного мушкета.
Первые же выстрелы кочевников были направлены на казачьих лошадей и произвели между ними страшный переполох. Кусты оказались плохой преградой для пуль. Раненые животные, обезумев от боли, начали судорожно биться, вскакивать, вырываться, причем одному, Гнедко Бирюкова, слегка раненному в заднюю ляжку, удалось вырваться и уйти. Пара татарских коноводов мигом вскочили в седло, перехватили Гнедко и с буйным торжеством увели к своим лошадям.
Этот неприятный случай произвел на Бирюкова и на остальных казаков крайне тяжелое впечатление. Чтобы прекратить страдания своих раненых лошадей, казаки принуждены были прирезать их. Нечего животину мучить! Она же ни в чем не виновата. С этой минуты конские трупы могли служить казакам весьма надежной охраной от неприятельских выстрелов, которые между тем становились все назойливей.
Пули с жалобным визгом то и дело проносились над головами казаков, которым с каждой минутой становилось все труднее и труднее отвечать на сыпавшиеся на них выстрелы. Стоило кому-нибудь хоть чуть-чуть высунуться из-за конской туши, чтобы прицелиться, как на него сыпался целый град пуль.
Уже двое из казаков были ранены: Шевелев в левое плечо и сам урядник, у которого татарская пуля пробила щеку, повредила язык и вышибла несколько зубов. Рана была тяжелая, но Бюрюков сохранял свое обычное спокойствие и как ни в чем не бывало продолжал спокойно и внимательно постреливать из единственного ружья, флегматично отплевывая набегающую ему в рот кровь. Ему даже удалось уложить наглухо одного из вражеских стрелков. И зацепить второго.
Между тем время шло, а положение все ухудшалось. К татарам прибыло еще человек двадцать из туземных отрядов, но они пока не атаковали. К казаком же никакая подмога не приходила. Расстилающаяся за ними пустошь была безмолвна, как угрюмый свидетель, терпеливо ожидающий развязки. Солнце медленно, но неудержимо склонялось к западу. Скоро наступит ночь, а с нею и конец.
Жалобно посвистывают пули, быстро уходят минуты за минутами, а с ними исчезали и последние надежды.
Длинные тени, протянувшись от кустов, поползли все дальше; солнечный шар из золотого постепенно превращался в ярко-багровый и быстро опускается за облитый пурпуровым светом далекий горизонт. Вдруг кочевники, словно по команде, перестали стрелять. Наступила зловещая тишина, продолжавшаяся не более пяти минут, и вот раздался унылый, как бы плачущий голос:
— Ля иль Алла, иль Алла Магомед Рассуль Алла, — затянул он, и этот припев отозвался в душе казаков звоном похоронного колокола.