Круговорот лжи
Шрифт:
— Некоторые люди не умеют вовремя останавливаться, правда? Моей подруге сделали операцию. Ничего особенного, но она ноет, ноет и ноет, и ей нет никакого дела, что я тащу домой кучу рождественских подарков. Я сказала ей, что тут мужчине нужно вызвать «скорую помощь». — Старушка ласково улыбнулась мне и поплыла по улице, как будто пластиковые пакеты были воздушными шарами и поднимали ее над землей.
Элен ответила тут же. Должно быть, она ждала звонка.
— Ох, слава Богу. Извинись за меня перед Клио. Но кто-то звонил ночью. Точнее, утром. В четыре часа.
У меня тут же пересохло во рту.
Мне
Но ей звонил не Тим. Голос был чужой. Мужской, низкий, приятный, может быть, чуть пьяный (судя по тому, что он не извинился за поздний звонок, и веселым голосам, звучавшим в отдалении, ему не казалось, что уже поздно). Незнакомец осведомился, дома ли Тим и можно ли с ним поговорить.
— Нет, его здесь нет. Кто это? Пожалуйста, скажите, кто говорит?
— Его друг.
Элен сказала, что в голосе мужчины ей послышалось что-то вроде насмешливого удивления. Это был просто друг, желающий побеседовать со своим другом, нашим сыном. Он был из мира обычной жизни (благополучной солнечной страны на другом берегу реки), в которой легко «связаться с кем угодно»; все, что требуется, это адрес или номер телефона. В обыденности этого ожидания было нечто неловкое. Жестокая правда могла не оставить от него камня на камне. Элен сказала:
— Боюсь, что Тима здесь нет. — Слово «боюсь» она применила в его переносном, светском, а не в прямом, более страшном смысле. Элен не могла не воспользоваться этой возможностью. Тем более, что все мои усилия ни к чему не привели. — Он пропал. — Это слово она употребила уже в его истинном значении: «пропавший без вести»; подробности на полицейском компьютере — возраст, пол, цвет волос и глаз, другие особые приметы. Шрам от аппендицита. Родинка слева подмышкой. Золотое кольцо с печаткой, принадлежавшее бабушке Элен.
— Пропал? — В голосе звонившего прозвучало вежливое недоверие. Это был явно человек образованный и более взрослый, чем большинство друзей и знакомых Тима, говоривших на молодежном жаргоне с характерной интонацией, растягивая гласные и глотая согласные.
— Два месяца назад, — сказала Элен.
Наступило молчание. Звуки вечеринки умолкли. Ни музыки, ни смеха. Неужели там все слушали этот разговор? Откуда он звонил? Кто эти люди? Может быть, они что-нибудь знают? Или тут не было ничего таинственного: незнакомец просто закрыл дверь, чтобы лучше слышать собеседника. Связь была ненадежной. Он мог просто положить трубку.
Элен сказала почти беззаботным, ровным тоном, стараясь не встревожить незнакомца:
— А когда вы видели Тима в последний раз? Может быть, беспокоиться и не о чем, но мы не можем не волноваться. Боюсь… — тут последовал короткий веселый смешок, который должен был доказать, что это всего лишь фигура речи, — боюсь, что я не знаю вашего имени.
Он быстро произнес (так, словно его имя не имело для Элен ни малейшего значения):
— Я улетал в Штаты. Вернулся только на прошлой неделе и начал восстанавливать старые связи —
— Это не имеет значения. Я имею в виду время.
— Беда в том, что я еще не адаптировался. Понимаете, разница во времени… Но, конечно, это не оправдание. Скорее меня оправдывает то, что я немного выпил. Ну, знаете, старые приятели, вино рекой и все прочее. А потом я услышал эту невероятную сплетню…
— Сплетню?
— Чушь, конечно. Вы ведь мать Тима?
— Да.
— Тогда вы все знаете сами, правда? Он всегда говорил о вас с такой гордостью. И об отце тоже, само собой. Он очень любил вас обоих. Своих родителей. Это было очень приятно. В наши дни такое редко бывает. Но он говорил искренне. Он всегда был очень искренним.
Пьяный. Взволнованная, сбивчивая речь, хрипотца в голосе, сентиментальность.
— Черный дрозд. Я называл Тима «Черный дрозд». Эти его яркие, внимательные глаза… О Боже, я надеюсь, что не разбередил ваши раны. Неужели его действительно так долго нет? Я понимаю, как вам тяжело. Поверьте, я ужасно расстроен. Может быть, вас утешит, если я скажу, что тоже любил его? Уверяю вас, все это совершенно невинно, ничего такого, из-за чего следовало бы волноваться. Я понимаю, в наше время такие чувства вызывают самые гнусные подозрения. Никто больше не верит в настоящую мужскую дружбу. Я любил Тима как отец, хотя не вышел для этого годами. Вы должны понимать, как к нему относились люди. Если бы я мог, я бы отдал ему все. Луну с неба, последнюю рубашку. Вы как-то приезжали за ним, вы и его отец. Мы слушали музыку, а вы позвонили в дверь и увезли его покупать костюм. Он вернулся такой довольный, приятно было видеть это. А что случилось с этой девушкой? С которой он тогда жил? Вчера я звонил ей домой, но никто не ответил. О Господи Иисусе, не могу вспомнить ее имя…
— Пэтси. Они расстались. Она нашла себе другого.
— А-а… Я был уверен, что она бросит его. И говорил ему об этом, но он не слушал. Ну что ж, по крайней мере, он жив. Спасибо, мэм. Примите мои глубочайшие извинения за то, что потревожил ваш сон…
В трубке зазвучали гудки, сигнализирующие о том, что нужно бросить еще монетку. У меня больше не было мелочи. Я сказал:
— Элен, извини…
Связь прервалась. Меня трясло. Я позвонил оператору и попросил повторить звонок. Женщина спросила:
— Какой номер автомата?
Я поднял глаза.
— Извините, не вижу… Я без очков…
Она засмеялась.
— Не вешайте трубку.
Молчание. Пустота. Трубка, липкая от пота. А потом:
— Говорите, абонент.
— Элен!Кто это был?
— Он положил трубку. Ты помнишь, когда мы покупали Тиму костюм? Этот человек сказал, что тогда был в квартире.
— Там всегда толклись какие-то люди.
Эленсказала:
— Примерно в то время у Пэтси жил какой-то мужчина постарше. Они прозвали его Дворецким. Тим встретил этого человека в пивной и привел в дом, потому что того откуда-то выгнали — не знаю толком, откуда. Какое-то время он жил там, спал на диване. Я знаю это, потому что Тим брал у меня взаймы одеяло. Обычно этот человек подходил к телефону и отвечал на звонки как типичный дворецкий. Он довольно долго жил за их счет, и в конце концов Пэтси его выгнала.
Диверсант. Дилогия
Фантастика:
альтернативная история
рейтинг книги
