Круиз мечты для полубывших
Шрифт:
Тщательно подбираю слова. Готовлю себе пути к отступлению.
— Тебе Мила что-то сказала? — вопрос со страховкой. Если не доложила в подробностях, выкручусь, сочиню на ходу.
Танькину институтскую подругу я встретил в супермаркете. Было немного времени, поговорили. Я упомянул, что Танька в Питере. Она попросила зайти, поменять перегоревшие лампочки в люстре. Самой ей не справиться, плафоны нужно выкручивать целиком, а лишних денег на вызов «мужа на час» у нее нет. Я несколько раз помогал ей с бытовыми проблемами, не
Пришел назавтра. Она встретила меня в коротком халатике, едва прикрывавшем попу. Никого больше дома не было. С работой справился минут за десять. А после спешить мне было некуда.
В тот день на улице резко похолодало. Замерз. Предложила согреться, чтоб не заболеть, налила.
Сам не знаю, как это получилось. Голодный был. Бросился на мясо. Поднимаясь с постели, уже ругал себя последними словами. Понимал, что обвела вокруг пальца, как мальчишку.
И очень надеялся, что Миле хватит ума не афишировать произошедшее.
Танька долго молчит, словно перемалывает боль в себе, перетирает в муку, в пыль, которую можно развеять по ветру.
Горькая улыбка кривит рот:
— Требовала тебя ей насовсем отдать…
Ни много ни мало. Вот же дура!
— Это было только раз. Она меня напоила, полезла сама и… — как же глупо оправдываться.
Танька словно читает мои мысли:
— Не надо…Про Ларису я тоже знаю.
Как?! Откуда? Ни одна живая душа не ведала.
Это моя боль. Моя самая глупая ошибка, растянувшаяся на целых два месяца. Не вспышка, не разовый срыв, долгое ослепление. И от этого еще больнее.
Познакомился с ней в электричке, когда ехал в областной центр по делам. Красивая, молодая, всего двадцать два года. Не устоял. Сорвался. Раз, другой. Верхняя голова совсем отключилась.
Уже несколько месяцев блуждала во мне смутная мысль: «Сорок лет, а чего я достиг? Ждет ли в будущем что-то важное, значимое, или пошла дорожка под горку?» А после знакомства с Ларой и вовсе стало казаться, будто не своей жизнью живу, можно ведь легче, веселее. Сил и энергии после отдыха на турецком курорте было хоть отбавляй. Казалось, горы могу свернуть, не то что судьбу свою изменить. Давно хотел второго ребенка, но Таня отказывалась, и так, мол, концы с концами еле сводим. Грешным делом, подумал, может, тут получится?
Не сразу я начал понимать, что она из другого теста. Неумная, но при этом хитрая, алчная, приземленная какая-то. Просто не хотел замечать.
Закончилось все больно, ножом по самолюбию.
Однажды после плоских утех в её квартире я задремал. Очнувшись, услышал, что она разговаривает по телефону, вероятно с подругой. Подошел к неплотно прикрытой двери.
— Спит старпер, утомился, — говорила она с усмешкой. — Надоел уже, скучный, нудный. Ну ничего, сережки я присмотрела, а там, глядишь, дожму и шубку купит. Зима не за горами.
Меня затошнило. Видимо, от самого себя. Вернулся в кровать, притворился
— Откуда? — все же спрашиваю я Таньку.
— Нашла «клад» в барсетке.
Кривлюсь, как от зубной боли. Надо же так глупо просыпаться! Впрочем, теперь-то что.
— Мне было очень больно — тихо произносит она.
— Это был кризис среднего возраста. По классике. Главное, когда читаешь, все понятно. Видишь, как у кого-то крышу снесло от смазливой девчонки, думаешь: «Какой идиот!» А когда это происходит с тобой, дуреешь и отрицаешь очевидное.
— Но ведь и до этого было, — смотрит мне в глаза Танька.
Роняю голову на сложенные на столе руки.
— Было. Однажды.
Почти десять лет назад.
Мы с Таней были в затяжной ссоре. На заводском новогоднем празднике, корпоративе, как сейчас говорят, ко мне клеилась симпатичная командировочная. Она прилично выпила, я тоже был нетрезв. Все закоулки ДК, где проходил праздник были мне известны. Уединились.
Долго потом совесть мучила. К Тане первый пошел мириться, хоть был убежден, что прав. Потом посреди зимы цветы подарил «просто так». Она меня этим веником чуть не побила — уже влезли в ипотеку, каждая копейка на счету. Очень боялся, что кто-то из сослуживцев донесет. Вроде пронесло. Или нет? Теперь уж неважно.
Раздавлен. Уничтожен. Своими руками, оказывается, гвозди в крышку гроба забивал. Она знала. Знала и молчала.
Не могу успокоиться. Всегда огрызаюсь, когда загоняют в угол. Да, накосячил. А она что, святая?
— Но ведь и ты мне изменяла! — бросаю я.
Никогда так не думал. Даже не задумывался, что такое возможно. Невозможно.
Но она медленно кивает.
— Да. В Питере. Три месяца назад.
Что-то со звоном обрывается внутри меня. Окружающий мир опрокидывается с ног на голову. Пульс стучит в висках. Перед глазами все кружится. Пытаюсь осознать, понять: предала ли меня женщина, которая уже не моя? Женщина, которую предал я сам?
Она смотрит в пол. Тихо добавляет:
— Мне не понравилось.
Что-то немыслимое происходит сегодня в мире. Каждую секунду все меняется. Горизонт снова выравнивается. Сквозь тянущую боль в груди пробивается странное облегчение, маленький росток гордости — со мной-то все хорошо было!
Но что-то тревожное нарастает. То, что во сто крат важнее моей жгучей ревности, страдания разорванной в клочья души. Надо собраться, преодолеть себя. Спросить. Если ответит «да», найду и уничтожу, зубами сердце вырву.
Стараюсь говорить мягко и ровно, чтоб не сорвался голос: