Круиз мечты для полубывших
Шрифт:
«Ты уверена?» — хочу спросить. Должен спросить вслух. Но не могу. Только не сейчас. Клянусь, всегда обо всем буду говорить словами. А сейчас только глазами спрошу.
Таня чуть приоткрывает рот, словно хочет ответить на немой вопрос, но не произносит ни звука. Тянет к ней, как магнитом. Сил нет сдержаться. Осторожно касаюсь ее мягких, розовых губ своими. Она тихо выдыхает мне в рот. Подается навстречу, прижимается крепче. Я целую ее нежно, но все сильнее, напористее. Она обхватывает руками мою шею, сдвигается, чтобы стало удобнее, еще ближе прижимается к моей груди.
Сминаю ее рот, провожу языком по разомкнутым
Но мне нужно больше. Намного больше. Укротить это желание просто немыслимо. Не представляю, что делать, если она попросит остановиться.
Соскальзываю на ее скулы, шею. Целую ласково и влажно. Провожу языком по ключицам. Она вздрагивает от пробежавших по телу мурашек.
Касаюсь губами плеча, носом сдвигаю с него халат. Опускаю глаза ниже. Из-под халата показались полушария грудей. Таня не надела бюстгальтер. А может она вовсе без нижнего белья. Развязываю пояс, а Таня отодвигается. Но только затем, чтобы позволить снять его совсем. Откидывается на кровать. Смотрит влажно, призывно. Дурею, когда вижу ее красивые острые грудки с темно-розовыми сосками, которые от возбуждения уже превратились в горошины. Казалось бы, всего полчаса назад в душе видел… Но приказывал себе отрешиться, не думать. Скашивал глаза. И правильно. Напугал бы, заставил отстраниться, закуклиться. Ведет от одного взгляда на её обнаженное тело.
И сейчас я покрываю ее плечи, руки, ключицы, шею мелкими щекотными поцелуями. Спускаюсь на живот, обходя манящие округлости. Но Таня запускает пальцы в мои волосы на затылке, притягивает голову к своей левой груди, показывая, где ей больше всего хочется чувствовать мои губы. И когда я целую, облизываю и посасываю вершинку, стонет и выгибается навстречу.
Трусики она все же надела. Крохотные, тоненькие и совершенно лишние. Снимаю одним движением, и она тут же широко разводит ноги. От такого откровенного приглашения обдает жаром. Но я так соскучился, так долго был без нее, что хочется продлить, напиться ею. Хочется ее всю от макушки до мизинчиков на ногах. Провожу руками и губами по бедрам, низу живота и лобку. Вдыхаю ее запах, слабый после душа, но все же ощутимый, ее собственный. Проникаю рукой в расщелину между ног, там влажно. Ждет меня. Хочет. И от этого окончательно срывает крышу.
Подаюсь к ней и только сейчас понимаю, что полностью одет. Не привык к халатам. Захватил в ванную комнату чистую одежду и сразу после душа надел. Теперь стараюсь поскорее от нее избавиться.
Когда справляюсь и касаюсь возбужденной плотью ее лона, Таня крепко сжимает мои плечи, подается верх, прижимаясь к груди, и стонет. Вхожу медленно, осторожно. Слишком давно я здесь не был. По-настоящему. Последние года два, а может больше, помогали друг другу снять напряжение. А занимались любовью давно, очень давно.
Таня зажмуривает глаза, напрягается. Вжимается в меня, словно хочет, чтобы наши тела не просто соединялись, а перемешались все их молекулы. Я начинаю двигаться, и она захлебывается воздухом. Из приоткрытого рта вылетают странные звуки — не крики, не стоны. Больше похоже на всхлипы, бульканье, шипение — это выходит вся скопившаяся внутри боль, обида, негодование. Все, что копилось многие месяцы отчуждения, молчания и вранья.
Когда звуки затихают, Таня
Соединяемся в глубоком поцелуе, который кружит голову. Раскачиваемся на волнах страсти, движемся вместе, слаженно. Быстрее, резче. Сдерживаюсь, чтобы не сорваться в глубину, плыть по течению и нести ее. Нереально хорошо с ней. Только с ней. Таня громко вскрикивает. Отчетливо чувствую ее спазмы. От них зарождается волна, которая накрывает меня и уносит…
Долго лежим в объятиях друг друга. Просто лежим и молчим. Даже не могу предположить, который час. Ранний вечер, поздний, или уже ночь. А главное, это абсолютно неважно.
Таня смотрит мне в лицо со своей загадочной полуулыбкой. И я не могу на нее наглядеться.
Можно было бы и совсем не вставать, но…
— Дико хочется есть, — признаюсь я.
— Мне тоже, — кивает она и смеется.
Оказывается, еще не глубокая ночь, девять вечера. В ресторане людей немного, почти все уже поужинали. Мы, не сговариваясь, садимся на тот самый мягкий диванчик. И целуемся. Долго и глубоко. В каюте не хватило.
Потом все же плотно едим, благо ни одно блюдо ужина еще не убрали, даже выставили горячие. Проходим пару раз по кораблю из конца в конец. У меня ощущение, будто с ним прощаемся, благодарим, хотя проведем на нем еще больше двух суток. Он сделал для нас очень важную вещь — заставил посмотреть друг на друга, услышать. А главное, понять самих себя.
Возвращаюсь в каюту полный сил и тайных замыслов.
— …И пусть наш маленький стюард думает, что хочет… — соплю я, сдвигая кровати. Танюша тихонько хихикает. «Ладно, ладно, — думаю я про себя, — послушаю, как ты будешь звучать уже через несколько минут».
Заваливаю ее на кровать и накрываю своим телом. Так, чтобы сдвинуться не смогла, пошевелиться, вздохнуть без моего разрешения. Буду любить до дрожи, до обморока, до полной потери сил. Заставлю стонать и извиваться, просить еще и умолять прекратить сладкую пытку.
Моя. Только моя.
Глава 32. Покорение
Данила
Проснулся среди ночи. Таня тихо посапывала рядом. А меня растревожила просочившаяся из неспокойного сна мысль: встанет она утром и скажет: «Спасибо, согрел. Дальше я как-нибудь сама». И что делать? Мне она как воздух нужна. Прочувствовал.
«Придется снова завоевывать. А ты как хотел?» — ответил сам себе. Ладно, чай не в первый раз. Тихонько, чтобы не давить всем весом, а только касаться, положил руку на её плечо и мгновенно уснул.
Просыпаюсь утром от ощущения, что подо мной копошатся. Навалился все-таки. Чувствую горячие губы на своей шее. Открываю глаза и встречаюсь с Таниным смеющимся взглядом:
— Совсем раздавил, не выберусь никак!
Обхватываю ее еще крепче, руками, ногами. Она выкручивается и визжит:
— Пусти! Мне в туалет надо!
Выскальзывает и, подцепив ногами тапочки, голышом бежит в санузел. Провожаю глазами аппетитную попку, улыбаюсь.
Тень ночного страха рассеивается в солнечных лучах наступившего утра — в лучах светильника нашей внутренней каюты. Все у нас будет хорошо!