Крупным планом (Роман-дневник). 2008
Шрифт:
25 сентября. Николай Коняев, будучи главным редактором петербургской «Авроры», попросил у МСПС - соучредителя журнала - доверенность для проведения собраний и других необходимых дел.
Салтыкова на дыбы:
– Нет, мы обожглись на Ларионове, поэтому никаких доверенностей давать не будем.
– Тогда нужно написать отказ от соучредительства, - сказал я.
– Нет, зачем? Это известный журнал, и для нас престижно быть его соучредителем.
– Тогда нужно дать доверенность. Ни Михалков, ни я к ним на собрания ездить не сможем, а журнал требует к себе постоянного внимания.
–
Советовалась, пригласили меня, стали долго объяснять, что целиком доверенность давать нельзя, а можно только половину, только для участия в собраниях. То есть как в сказке про Чебурашку: «Мы не можем вам дать целую машину, а только половину.
– Но половина же не поедет?
– Хорошо, дадим целую, но она провезёт кирпичи только половину пути...»
– Любое дело, дорогие друзья, - сказал я, - можно довести до абсурда, что вы сейчас и делаете. Я в этом не участвую, занимайтесь сами.
И ушёл.
Через полчаса ко мне пришла Салтыкова, спросила:
– Вы ещё сердитесь на меня?
– Нет, но доверенность нужно дать.
– Хорошо, я посоветуюсь с юристом.
В сознании нет-нет да и возникнет нечто схожее с легкомысленным сюжетом пьесы под условным названием «Хочу жениться!». Герой пьесы, раздосадованный рядом неудач, ругает свою Судьбу, грозит расправой, если только встретится с ней, и Судьба является к нему домой...
Я загорелся написать пьесу и решил посмотреть, что сегодня предлагают драматурги и от чего не отказываются театры. Выбрал театр Сатиры и пошёл на спектакль Юрия Полякова «Женщины без границ». Провёл там два с половиной часа и переназвал для себя эту постановку в «Женщины без пограничников». Изящная словесная погремушка. Больше всего мне пришлись по душе зрители - радуются всякой двусмысленности, аплодируют. Особенно восторженно воспринимали преобразованное в гондоньеры слово гондольеры...
Вечером дочка и зять отыскали в Интернете три дачных дома, спросили, какой я выбираю. Мне вся тройка понравилась. Ребята ищут подходящий участок. Минское, или западное, направление нам не по карману. Склонны обратить свои взоры на «милый север», где Волга, Дубна и город Талдом. Туда от нашего дома почти 130 км. Но там дача Сашиного сотрудника Димы, и он в восторге от тех мест. И место называется «Смирновские дачи» - когда-то оно принадлежало знаменитому водочнику Смирнову.
Решили строиться.
26 сентября. Пятница. Творческий день. Сделал набросок нового рассказа, который назвал «Жизнь покажет». В основе его сюжета моя давняя поездка в Казахстан, в Павлодар по письму девочки, как потом выяснилось, анонимному. Девочка писала о безобразиях в их школе и просила редакцию опубликовать её письмо, чтобы «образумить» некоторых учителей. Журнал «Костёр», куда она написала, попросил меня поехать и разобраться. И всё оказалось совсем не так. Просто она решила отомстить учителю, который не обращал внимания на её к нему чувства. Девочку - автора анонимного письма - я нашёл, разговаривал с ней, с её родителями и учительницей. Все удивлены её поступком, а девочка стоит на своём: она борется за справедливость и считает, что в этой борьбе все средства хороши...
Не выходят из головы различные соображения
29 сентября. Вместе с Л. Салтыковой сочиняли в её кабинете поздравительную телеграмму Владиславу Крапивину - к 70-летию со дня рождения.
Медленно открылась дверь и вначале заглянул, а затем вошёл нарядно одетый - в костюме цвета какао с молоком, при галстуке - Переверзин. Мы оба вскинули головы - столь неожиданным оказалось его появление.
Не присаживаясь, поинтересовался, готовы ли мы его выслушать. Салтыкова начала иронизировать, острить: мол, как же не послушать такого известного деятеля, который соблаговолил явиться собственной персоной. Напомнила о давних обидах, о том, что он не позвал её на конференцию Литфонда России.
– Подождите, Людмила Дмитриевна, - сказал я.
– Он же не просто так пришёл, не с пустыми руками.
– Да, я к вам с важной новостью от Сергея Владимировича.
– И обратился ко мне: - Иван Иванович, ты Сергея Владимировича уважаешь?
– Странный вопрос, - раздражаясь, сказан я.
– Как будто мы у пивного ларька. Я Михалкова знаю всю свою жизнь, и речь может идти не об уважении, а о чём-то другом.
– Да, о другом. А вы, Людмила Дмитриевна, Сергея Владимировича уважаете?
– в упор спросил он Салтыкову и протянул ей лист бумаги.
Она стала читать, на лице её возникло недоумённое выражение.
– Что это?
– растерянно спросила она.
– Что вы мне дали?
– То, что мне поручил Сергей Владимирович.
Оказывается, Переверзин принёс приказ Михалкова об освобождении Феликса Кузнецова от обязанностей первого секретаря Исполкома МСПС. И не успели мы с Людмилой Дмитриевной вникнуть в эту фантастическую для нас новость, он протянул мне вторую бумагу - приказ Михалкова о назначении исполняющим обязанности первого секретаря его, Переверзина.
Немая сцена. Кажется, у меня в бороде стали плавиться корни волос.
– Если вы всё правильно поняли, попрошу собрать секретарей и сотрудников, чтобы я мог зачитать им приказы.
Я предложил Салтыковой связаться с Михалковым - не авантюра ли это искушённого в таких делах Переверзина. Но тут вошёл Задорожный и сказал, что секретари и сотрудники уже собираются в конференц-зале. Мы тоже направились туда. По пути я заглянул в канцелярию, спросил у Нины Константиновны, на месте ли Кузнецов. Она лишь развела руками.