Крушение дома Халемов
Шрифт:
Хетти между тем вынул из ножен кинжал, срезал оплавленный воск с ближайшей свечи и мнет его в пальцах.
– Он замечательный, — твердо повторяет он. — Он всегда меня слушает. До конца. Он отлично ездит на лошади. Даже лучше, чем я. Но никогда надо мной не смеется. Знаешь, сколько я раз летал вперед головой через бурелом, пытаясь его догнать? Жутко нелепое зрелище. И лошади его любят. А меня недавно укусила та в яблоках, которую подарили Пассеры, помнишь?
– Было бы странно, если б она тебя не укусила, — Сола недовольно потирает лоб. Гнедая в яблоках норовом не уступала главе пассерского клана. Копытами она шарашила щедро и во все стороны. Сола вообще без запущенного внутреннего времени
– А вот Сид умеет с ней договариваться. Потчует ее сахаром и целует в морду. Ей нравится, — Хетти явно гордится приятелем. Приятелем?
– А тебя он тоже целует в морду? — желчно спрашивает Сола. От того, как Хетти опускает глаза, ей хочется швырнуть в него канделябром. Она знает, что не попадет: куда ей, леди Дар-Эсиль, против будущего маршала Аккалабата — но очень хочется.
– Ну, мы попробовали всего раз-другой, — серьезно отвечает Хетти. Он скатал из воска, обрезанного со свечей, огромный комок и лепит что-то напоминающее лошадку. Сола вдруг вспоминает, что Хетти на ярмарках всегда тянуло к лоткам, где умельцы-итано выставляли глиняные фигурки и разного рода лепные украшения для каминов. Он даже в детстве пытался намешать глины в оружейном сарае, но отец его здорово выдрал. Будущему маршалу Аккалабата полагалось махать мечом и изучать стратегию, а не заниматься народными промыслами. Взгляд Солы дрейфует по направлению к каминной полке. Вот она бы сейчас взмахнула мечом, с бооооольшим удовольствием бы взмахнула, чтобы смести с этой полки. гадость какая! Лошадки, женские статуэтки с гордо запрокинутыми головками и тонко вылепленными веерами, кораблик с глиняным парусом, раздувшимся так, что, кажется, в него бьется шквальный морской ветер, и миниатюрная копия эсильского замка — единственное, что во всей этой выставке вызывало у Солы добрые чувства (уж больно ловко и точно было сделано!), и она любила вертеть в руках это крошечное сооружение, наслаждаясь аккуратностью передачи фактуры стен и расположения окон. Она не спрашивала у мужа, откуда это взялось, но он как-то сам, увидев ее интерес к миниатюрному замку, сообщил: «Это Сид покупает. Нравятся ему безделушечки.», чем еще больше утвердил Солу во мнении о никчемности пасынка.
Значит, не покупает. «Заложить Хетти отцу — и от будущего маршала Аккалабата останется мокрое место», — злорадно думает Сола. Хетти тем временем, проследив направление ее взгляда и, очевидно, мыслей, просит:
– Отцу не рассказывай, ладно? Нам нравится, что я могу это делать.
Сола вопросительно приподнимает бровь. Ясность последней фразы оставляет желать лучшего. Хетти, вероятно, сам чувствует это и поясняет:
– Нам с Сидом нравится, что я умею что-то, кроме как быть будущим главнокомандующим Аккалабата.
– А зачем тебе еще что-то уметь?
– Сооола. Слуушай, ты никогда не задумывалась, как это ужасно? Однозначная причинная связь. Внутреннее время, мышечная память и прочие уникальные способности Дар-Халемов из поколения в поколение делают одного из них лучшим мечником и главнокомандующим Аккалабата. От тебя ничего не требуется, кроме того, чтобы родиться в нашей семье и — ап! — выиграть все турниры и получить в нужное время из рук королевы маршальский жезл. Когда-то давно этот пост еще могли занимать Дар-Эсили или Дар-Акила, но теперь. Сплошная череда Дар-Халемов, сменяющих друг друга во главе армии Ее Величества. И ни один не отличается от другого. Маршал Хьелль Дар-Халем, маршал Соль Дар-Халем, маршал Хьелль Дар-Халем, маршал Хет Дар-Халем, опять маршал Хьелль Дар-Халем. Посмотри хотя бы на Дар-Кауда: прадед Рейвена и Меери чуть не примкнул к кимназским мятежникам, дед стал основателем аккалабатского флота и сгинул неизвестно где, отплыв в очередной раз неизвестно куда и зачем, отец их.
Сола смотрит как завороженная. Кто бы мог подумать, что
– И поэтому ты выбрал Сида?
– Я не знаю, почему я его выбрал. Может быть, это он выбрал меня, — запальчиво говорит Хетти. Восковой скакун с развевающейся гривой и грациозно поднятой передней ногой уже почти закончен, и Сола твердо намерена оставить его себе. Не все же жабён. ладно, Сиду!
– А лорд-канцлер, естественно, против, — ядовито замечает она. Еще один черный штрих к портрету ее мучителя.
– Ну, а как он может быть за? — Хетти обретает прежнюю рассудительность. Придвигает лошадку по столу к Соле. — После вашей-то трансформации. Я — единственный Дар-Халем, Сид — единственный Дар-Эсиль. Никто не может идти под дуэм.
– Я вижу, что ты переносишь это не особенно тяжело.
Хетти поднимает голову, и в грудь Соле вонзается такая же тупая игла, как тогда, утром, в халемском замке, когда она встала и впервые посмотрела на себя, новую, в зеркало. Стоя на четвереньках, не в силах даже волос от лица отвести, вся мокрая от пота — своего и чужого, от крови, запекшейся вместе с ошметками перьев. Она тогда ударилась головой о стекло и закричала.
Потому что испугалась не своего внешнего вида, а той пустоты, той бессильной усталости, которую увидела у себя в глазах. Которую она сейчас видела в глазах Хетти, беззаботным тоном всё объясняющего, почему он легко переносит невозможность быть вместе с Сидом.
– … И мы останемся лучшими друзьями. И будем охотиться вместе. И пить эгребское. А потом королева выделит нам прекрасных деле королевской крови. А когда-нибудь Сид, да продлит святая Лулулла дни его отца, станет лорд-канцлером, а я, да продлит святая Лулулла дни отца нашего, буду главнокомандующим Аккалабата. И он станет отдавать мне приказы, и я.
– Хетти, если ты не заткнешься сейчас, я завою.
Сола сама не заметила, как восковая лошадка превратилась в ее руке в бесформенную массу. Она растирает ее между пальцами, пытается отлепить — словно очиститься от чего-то грязного, скверного, в чем провела она эти дни, как злобная паучиха, затворившись в замке Эсилей. Как злобная, эгоистичная паучиха.
– Нет!
Хетти таращится во все глаза. Он уже привык к тому, что сестры ведут себя совсем не так, как вели бы себя его братья в такой ситуации. Но что-то Сола совсем уже. непредсказуемая. Он снова поднимается с кресла.
– Позови этого своего. Жаб. Сида.
Командному голосу Солы невозможно не повиноваться. Тем более, что она старшая сестра и прекрасная деле. Хетти даже забывает свой страх перед лорд-канцлером и бегом вылетает за дверь. Спустя пять минут, в течение которых Сола сидит, некрасиво насупившись, и крошит оставшийся в ладони воск в пустую тарелку, в столовой появляются Хетти и Сид. Выражение лиц у обоих растерянное, и они стараются незаметно держаться за руки.
– Я бы хотела услышать условия дуэма, — с королевской величественностью оповещает Сола.
– К-к-какого дуэма?
Она даже не поняла, кто из двоих спросил или они выдохнули это хором.
– Вашего, разумеется. Ну? Кто карун, а кто дойе? Если я услышу, что вы еще не определились, я вас четвертую.
Никого четвертовать она, естественно, не намерена, и вопрос кажется совершенно излишним. Достаточно посмотреть, как Сид, приоткрыв от напряжения губы, прижимается к Хетти, а тот покровительственно поглаживает ему верхушки крыльев, стараясь защитить и успокоить. И эти циконии. Но все-таки Сола не зря столько лет провела в будуаре у королевы. Она не может отказать себе в удовольствии: пусть сами скажут.