Крушение дома Халемов
Шрифт:
– Пошли, что ли, мой карун.
Китти, секунду подумав, тоже протянул руку. Точнее, потянулся пальцами к ладони Меери, но не успел. Потому что между ними со свистом прорезал воздух узкий клинок лорда Рейвена. Китти едва сумел отдернуть ладонь. Меери картинно подул на кончики пальцев.
– Брат мой, — пафосно проговорил он. — Ты чуть нас не покалечил.
– Ничего, — серьезно ответил Рейвен. — Тебе бы было полезно. Не трогай мальчишку. Здесь я и дары Эсиля в количестве не меньшем, чем пять штук. Тебе кажется, ты недостаточно украсил собой королевский праздник?
Китти показалось, что в светлых глазах Меери мелькнул испуг. Во всяком случае «Извини»
– Так что, мы идем или нет? — подала голос Койя.
Чм^^ША и Клуум
На улице дождь хлестал, как водопад Эль-Зимбера. Укрытые под навесом лошади вздрагивали мокрыми боками, пугливо прижимали уши при каждом раскате грома. На лужах вспучивались и лопались огромные пузыри — похоже, что зарядило надолго. Не обращая внимания на то, что ее ноги по щиколотку увязали в траве и раскисшей глине, Койя первой добралась до брошенной торговцами большой крытой телеги на дальнем краю поляны, откинула полог и заползла внутрь.
– Лорды, — раздался из темноты ее голос. — Здесь сравнительно сухо, есть сено, а дождь шумит так, что нет необходимости опасаться, что кто-нибудь нас услышит. Если вы не побрезгуете, дорогие настоящие и будущие родственники, то мы могли бы уединиться здесь.
Дары переглянулись.
– У Ко всегда было неплохо с головою, — одобрительно пробормотал лорд Рейвен. — После тебя, Меери.
Меери покорно скрылся под пологом. Рейвен залез вслед за ним. Лорд Хару обернулся к Китти:
– Ну, что же ты?
– Пап, я не могу.
– Китти, ты не прекрасная деле. И никогда ею не станешь, судя по твоей сегодняшней выходке. О том, чем ты думал, когда решил притащить к нам в дом этакое сокровище (лорд Хару дернул плечом по направлению к отверстию, в котором только что исчез лорд Меери), я поговорю с тобой позже. Выбрав себе дойе, ты принимаешь на себя ответственность не только за свои, но и за его поступки. А ты капризничаешь. и ревешь, как девчонка.
– Пап, это дождь.
Лорд Хару устало вздохнул. Девчонок у даров не было уже несколько сотен лет, но выражение сохранилось. Раньше он плохо понимал его смысл. Теперь же сомнений не было: его собственный сын стоял перед ним измотанный и до предела опустошенный и ревел. как девчонка. Но если сейчас не затащить его в эту телегу и не заставить там на равных, как взрослого, участвовать в переговорах с Дар-Кауда, грош цена всему его воспитанию. И позора не оберешься. А позориться перед этими выродками-аристократами он не собирался. Поэтому жестко взял Китти за плечо и толкнул к телеге.
Выродки-аристократы тем временем не дремали. Старший из них высунулся из-под матерчатого полога и сказал неожиданно дружелюбно:
– Хару, пусть остается. Он, правда, маленький. Помокнет чуток, потом отпоишь эгребским. Залезай давай.
Хару в последний раз глянул на Китти, при первых же словах лорда Рейвена сползшего вниз и устроившегося в обнимку с колесом телеги, убедился, что ребенок во всяком случае уселся не в лужу, а на торчащий из травы камень, и полез внутрь. Там было сухо. Койя сидела, обхватив колени руками, уютно примостившись подбородком в гнездышко между коленями. Меери жевал сухую травинку. Весь его независимый вид куда-то исчез, даже в темноте было видно, что вокруг глаз — светлых, но не матовой
– Хару, я хочу это закончить. Лорд Хару взорвался мгновенно:
– Закончить? Ты, мразь.!
И ощутил не по-женски крепкую руку леди Койи у себя на запястье.
– Хару, не надо. Давай их выслушаем. Тем более, что я не поняла, что Меери кричал нашему Китти и почему это так важно.
– Не Китти. Над Китти. И не что кричал, а просто кричал. Просто умилительно, насколько в ваших, молодых кланах не интересуются историей Аккалабата, — в тоне Рейвена звучала такая грустная ирония, что Койя даже не стала протестовать. Ну не интересуются и не интересуются. Скорее бы он перешел к делу.
– Меери кричал, точнее, впервые крикнул над Китти в день, когда ты была. эээ, извини.
– Представлена ко двору, — подсказала Койя. — Не волнуйся, я этот день хорошо помню. Как и все вы. Согласись, ты единственный дар на Аккалабате, который прилюдно обращается на «ты» к чужой деле, будь она даже сестрою твоей жены. «Вы», по всей видимости, я не заслуживаю. Рейвен застыл. Он действительно не заметил. Так же, как, понуждаемый воспитанием и долгой благородной линией крови, он, не задумываясь, говорил «Вы» любой прекрасной деле Аккалабата, так он автоматически обратился сейчас на «ты» к леди Койе. Непростительно. Но это казалось таким естественным. И как же теперь продолжать разговор?
– Брось, Ко. Не придирайся. Мы же тебе не мешаем носить кинжалы. Голос Меери прозвучал глухо, как из подземелья.
Из груди лорда Хару вырвалось какое-то нечеловеческое рычание. Койя ловко перехватила его руку, протянутую к горлу Меери, сказала со вздохом:
– Ладно. Только называй меня Койей. Я все-таки женщина.
Спрятала руку мужа у себя на груди, навалилась всем телом. Он проворчал:
– Койя!
– Хару, пусть они мне расскажут.
– А чего им рассказывать? — взвился лорд Хару. — Я сам тебе объясню. Ничего нового. Просто вас, Дар-Халемов, гоняют и в хвост и в гриву по фехтовальной площадке, вот вам и некогда читать книжки. А у нас, в Умбрене, зимой, когда все застывает, или во время летнего урагана. библиотека, конечно, небогатая, но волей-неволей садишься и читаешь. Так вот, эти. Дар-Кауда. И остальные древние роды. Когда начались дуэмы, им, видишь ли, семейная гордость не позволяла. Они просто не могли, как другие, договариваться, уговаривать, заставлять иногда своего каша — того, кто стоит за спиной — стать своим дойе или каруном. И начали вымирать. Но природа им не дала. Начала сама ими распоряжаться. Не оставила выбора.
– Хару, какой ты красноречивый, — не сдержался лорд Рейвен. — Скажи просто: в нас заговорили животные чувства. Громко так заговорили.
– В общем, не знаю, как это получилось, Койя, но если кто-то из них чувствует физическое влечение к другому дару, то это нельзя контролировать. Это не так, как у всех: вычесывали друг друга, потом заключили дуэм, решили подождать еще годик-другой, потом поженились. Это неудержимо прорывается наружу — как крик, истошный звериный крик — когда одуревший от желания Кауда видит свою добычу. Они полностью теряют человеческий разум, бросаясь на.