Крушение империи
Шрифт:
— А вам? — спросил Кандуша.
— Нам обоим, слышишь?
И они условились о встрече, и Теплухин не возвратился сразу в комнаты, а, к удивлению Кандуши, походкой праздного человека стал прогуливаться по двору.
«…Так? Все как будто так было?» — вспоминает Кандуша и снова перебирает в памяти каждую минуту и каждый чужой: жест и взгляд и в разный час по-разному толкует их для себя.
Они стояли друг против друга — оба довольные, что их оставили наедине.
— Боже, какая встреча… какая встреча! — несколько раз повторяла
— Я приходил к вам в Петербурге, но вас уже не было, — сказал он. — Я хотел вас видеть.
— Да, да, — криво усмехнулась она. — Мне пришлось уехать.
— И я не знал, где вас искать! — вырвалось у Феди.
— А вы хотели меня искать? Для чего?
Нервно и капризно вздрогнули ее тонкие, серьгою вырезанные ноздри, уголки рта проколола ироническая улыбка, вспугнувшая немного Федю.
«Надо забыть все, что произошло там, в Петербурге, между нами, — казалось ему, говорила эта улыбка. — Мне неприятно. Держите себя скромней, господин студент!»
Но он только и думал сейчас о том, что случилось с ними обоими в петербургской асикритовской комнате, он был сейчас в плену этой сладостной, волновавшей мысли и… растерянно, борясь с учащенным дыханием своим, переспросил:
— Для чего?
Он хотел отвести свой взгляд, но сделал не то, что хотел: заглянул в ее разрумянившееся на морозе лицо. В больших серых глазах, мгновенно принявших прежнее выражение холодного любопытства, не ждавших этого Фединого взгляда, он уловил вдруг ту же мысль, то же воспоминание, что и его волновало. Он был счастлив!
— Мне нужно заказать лошадей на обратный путь, — сказала Людмила Петровна. — Где почтосодержатель?
— Он должен через несколько минут здесь быть. Куда же вы поедете?
Федя окинул взглядом комнату для проезжающих.
— Нет, я без вещей, — поняла его Людмила Петровна. — Я обратно в Снетин.
— Завтра? — с надеждой в голосе спросил Федя.
— Сегодня.
— А я думал…
— Вы много думаете. Не устаете от этого? — засмеялась она.
— Нет! Я все время думал… все время, Людмила Петровна! — особой интонацией голоса напомнил ей Федя, о чем именно он думал. — Неужели сегодня уже обратно?
— Да, так решила.
— И нельзя перерешить?
— Не собираюсь. Мне к нотариусу — и больше нечего делать.
— А если лошадей сегодня не будет?
— Вы мне поможете их достать!
— Вы уверены в этом?
— Вам придется доказать, что я не ошибаюсь в вас!
— Я не смею ослушаться вас, но… если все-таки все лошади в разгоне?
— Вы говорите со мной как почтосодержатель… казенно!
— Я внук и племянник почтосодержателя! — шутил Федя.
— Вот поэтому я вас и прошу, только поэтому! — смеялась и щурила она глаза.
— Я думал о себе лучше.
— Напрасно!..
Он должен был объяснить ей истинную, печальную причину своего неурочного приезда сюда, но решил скрыть ее.
Ему казалось, что, узнав о постигшем его несчастье, Людмила Петровна, естественно, изменит весь тон, в каком шел у них разговор: тон короткой шутки, интригующих намеков, необнаруженных, скрытых воспоминаний о том, что стало теперь в их жизни интимным и грешным; и что поведай он, Федя, сейчас о другом событии в своей жизни — очень грустном и тоже интимном, — и Людмила Петровна, как всякий бы человек на ее месте, начнет выражать соболезнование, смутится, пожалеет о своей непринужденности, веселости, а возвращаться к этому тону их разговора будет уже неловко.
И Федя, подавив в себе вздох при мысли о свежей могиле отца, отвечал:
— Очевидно, — судьба, что я здесь!
— Так же, как и то, что я приехала, — сказала Людмила Петровна.
— Правда?! — воскликнул Федя обрадованно: он увидел небо отверстым!
— Я совсем не ждала этой встречи… — задумчиво сказала Людмила Петровна, пододвигая себе кресло и садясь в него. — Как странно!
— Да, странно. Я тоже не мог предполагать еще десять минут назад, что так случится, — подошел Федя к ней.
— Кто этот человек в финской шапке, который только что вышел отсюда? — неожиданно спросила она. — Вы его знаете?
— А что?
Федя не знал еще, как ответить.
— Вот уж не думала, что я его здесь увижу…
— Так вы о нем сию минуту говорили? — раздосадовался Федя. — А я думал…
— Опять думали? Ох вы, милый… упрямец! — пожурила его Людмила Петровна.
— Значит… вы о нем!
— Да, о нем. Подите догоните его! — вдруг попросила она.
— Его? Зачем?
«Неужели он не врал? — ревниво подумал Федя о выскользнувшем из комнаты Кандуше. — И лошадей хотел нанять куда-то в уезд. Что же это? В Снетин, к ней?.. Но ведь врал, врал! — вспомнил он, как поймал на лжи Кандушу, читавшего чужое письмо на поплавке. — А что же есть тогда между ними?.. И Теплухин вышел — зачем?»
— Скажите, Федор… Федор… — она забыла его отчество.
— Миронович! — подсказал он.
— Скажите, Федор Мироныч, что я хочу его видеть. Обязательно.
— Вот как?!
— Ну, пожалуйста, быстрей!
— Вы настаиваете?
— Да, да… Мы еще с вами поговорим.
— Сегодня?
— А может быть, и сегодня и завтра, — сказала она многозначительно, и это неожиданное, обещающее «завтра» после того, как решила раньше по-иному, сдвинуло Федю с места.
— Иду! Значит… еще увидимся, правда?
— Да, я этого хочу, — тише обычного произнесла Людмила Петровна.
Он выскочил в коридорчик, оттуда на обнесенную снегом веранду — чуть не упал, поскользнувшись у порога.