Крутая волна
Шрифт:
— Когда выходим? — спросил Гордей у дежурившего по кораблю матроса Григорьева.
— Не знаю, никто ничего не говорил.
— Офицеры на месте?
— Окромя артиллериста и механика, никого из офицеров на борту нет. Остальные еще до ужина укатили в Петроград, должно, по бабам. Раньше утра теперь не вернутся.
— Позови сюда Заикина, — попросил Гордей, заходя в рубку дежурного.
Григорьев ушел и вскоре вернулся вместе с Заикиным.
— Я тоже о выходе ничего не знаю, — подтвердил Заикин.
— Демин, запроси «Победитель».
Демин полез на сигнальный
— Выход назначен на восемь ноль — ноль. С «Победителя» передают, чт. о была шифровка.
Вызвали шифровщика, тот подтвердил, что шифровка о переходе миноносцев в Гельсингфорс была, он сам докладывал ее Осинскому.
— Значит, офицеры уже не вернутся. Узнали о выходе и сбежали. Что будем делать? — спросил Заикин и, взглянув на палубные часы, озабоченно. добавил: — Пора поднимать пары.
Созвали срочное заседание судового комитета, и Заикин повторил тот же вопрос:
— Что будем делать?
Члены комитета угрюмо и долго молчали, наконец Глушко сказал:
— Ход мы обеспечим, а кто кораблем командовать будет? И штурмана нет. Посадим корабль на мель — нам за это спасибо не скажут. Ну как сорвем первое задание Советской власти?
— Верно говорит Глушко.
— Не только штурмана, у нас карт нет. Да если и были бы, кто в них разберется? Может, Колчанов умеет?
— Ему так и так придется командовать кораблем, если согласится: он же артиллерист.
— Их в Морском корпусе всему учили.
Пригласили Колчанова. Командовать кораблем он согласился, сказал, что можно, на худой конец, обойтись и без штурмана, но без карт не обойдешься.
— Куда же они делись? Штурман с собой их не выносил, — сказал Григорьев. — Надо их в рубке поискать. Не иголка же…
Перерыли всю штурманскую рубку, вскрыли каюты Осинского и штурмана, но карт нигде не наШли.
— Значит, они их уничтожили, — сказал Колчанов. — Жаль, меня не предупредили…
— Может, механик знал?
Вызвали механика.
— Да, старший офицер предлагал и мне уйти с корабля, я категорически отказался.
— Почему же вы никому не сказали, что они решили сбежать? — рассердился Заикин.
— Я дал честное слово, — упавшим голосом признался механик.
— Сами-то решили остаться?
— Это мое личное дело! — уже обиженно, даже задиристо ответил офицер.
— Оставьте его, — попросил Колчанов. — Для него слово офицера, — вопрос чесТи. — И, обращаясь к механику, спросил: — Будем служить дальше, Владимир Федосеевич?
— С удовольствием буду служить под вашим, Федор Федорович, командованием, — торжественно сказал механик и, вытянувшись перед Колча- новым, отдал ему честь.
Колчанов протянул механику руку и тоже торжественно сказал:
— И я очень рад, что вы остались на корабле… Я всегда верил в вашу порядочность… — И, повернувшись к остальным, взволнованно произнес: — С такими людьми приятно служить. И флоту российскому с ними быть! — Колчанов опять протянул руку механику.
Они долго стояли, держась за руки, улыбаясь друг другу, и даже не заметили,
Вскоре Колчанов ушел на шлюпке на «Меткий», там оказался второй комплект карт. Когда он возвращался, горнист сыграл «Захождение», и все находящиеся на верхней палубе выстроились вдоль борта, приветствуя нового командира. Колчанов вскинул голову, улыбнулся и приложил руку к козырьку мичманки.
Матросы тоже улыбнулись ему с борта, а над их головами весело порхали в рассветном небе оранжевые искры — кочегары уже шуровали в топках.
К утру погода испортилась. Едва вышли из Невы, налетел ветер, тонко завыл в снастях и рангоуте, захлопал полотном обвеса и бросил в лицо Колчанову первые каскады серебристой водяной пыли. Окинув взглядом перепаханный волнами залив, Колчанов определил: «Баллов шесть, не меньше, а за Кронштадтом и все восемь будет». Нащупав мегафон, поднес его к губам и крикнул:
— Корабль по — штормовому изготовить!
Команду продублировали вахтенные, и, подхваченная десятками голосов, она покатилась по кораблю от носа в корму, заглушая свист ветра и сердитое шипение волн. А вслед за ней уже тянулись по палубе желтые нитки лееров штормового ограждения, слышались отрывистые слова других команд, которые отдавали только что назначенные командиры отделений и групп. Через пятнадцать минут на верхней палубе, в каютах, кубриках, коридорах и трюмах все было закреплено по — штормовому, и матрос Григорьев, исполняющий обязанности главного боцмана, доложил:
— Товарищ командир, корабль по — штормовому изготовлен!
— Есть! Проверьте еще раз, все ли хорошо закреплено на палубе и в помещениях.
— Да вы не сомневайтесь, Федор Федорович, все сделано в лучшем виде, — сказал с сигнального мостика Демин.
Колчанов и сам видел, что на верхней палубе все в порядке, матросы исполняют команды с каким-то особым усердием и рвением, которого раньше, пожалуй, не замечалось. Однако проверить все-таки не мешало, хорошо бы самому обойти корабль. Но некого оставить за себя на мостике: Заикин, назначенный комиссаром, где-то в кочегарке, Шумов ведет прокладку курса, Демин правит сигнальную вахту, а на других командиров Колчанов пока не особенно надеялся.
А уже миновали последний форт Кроншлота, и море обрушилось на корабль всей своей неистовой силой. Вот огромный вал прокатился по шкафуту, круто повалил эсминец набок.
— По верхней палубе не ходить, люки и переборки задраить!
Шумов, зажав в зубах ленточки бескозырки, берет пеленг на трубу Русско — Балтийского завода и бежит в штурманскую рубку прокладывать его на карте. Интересно, что у него получится?
Колчанов подходит к компасу, берет пеленга на трубу, створный знак и входной маяк и заглядывает в рубку. Шумов уже определил место, как и полагается, обвел точку треугольником. Но она расположеца от действительного места корабля подозрительно далеко. Проложив на карте свои пеленга, Колчанов обнаруживает невязку в две с половиной мили.