Крутен, которого не было
Шрифт:
Горожане – кто в чем был одет, кто-то в кольчуге на голое тело – принесли еще двоих таких же, со странными глазами – навыкате. Мечи крутенцев в крови – справились сами. Дидомысл как-то хвастал – нужда придет – каждый дом в городе даст два-три дружинника в полном вооружении! Но где Иггельд – ведь только что был, и снова сгинул.
– Млад! Крут! Сюда! – послышался из темноты крик лекаря.
Княжичи бросились, не раздумывая, вперед. Но мечи оказались бесполезны. Кто-то из крутенцев подошел с факелом. Иггельд безуспешно пытался зажать жилу на шее Гориполка, из-под его пальцев
– А что с ногой делать? – воскликнул Крутомил, – у него в паху…
Кровь как-то сразу перестала течь, сама, больше не возникало фонтанчика и под пальцами лекаря. Младояр приложил ухо к груди Гориполка. Слушал долго, надеясь на чудо. Потом его кто-то поднял. Гориполка прикрыли его собственным плащом – таким голубым, нежным, шелковым, с вышитым золотом змеем крылатым. И вся эта красотища – в багровой крови! Ну почему в жизни так?
Вокруг стояли горожане и дружинники, смотрели на княжича молча, все понимая. Крутомил сидел рядом, закрыв лицо руками, слегка вздрагивал. «Плачет» – догадался Младояр. Иггельд закрыл глаза убитому княжичу, те вокруг, кто были в шлемах, обнажили головы.
Княжеский двор был освещен со всех сторон десятками факелов. Сюда приносили трупы врагов, складывали в ряд. Князь ходил вперед и назад, рта не открывая. Молча указал лекарю на тела. Иггельд велел дружинникам снять одежду с трупов, Младояр, услышав, как дрожит голос наставника, понял, что тот сам еле сдерживается.
Двое дружинников принесли откуда-то Бегуню, положили подле остальных тел. Иггельд, осматривавший крайний труп – видно, собирался по порядку осмотреть их все – кивнул Младояру, мол, взгляни, что с отроком. Княжич начал стаскивать с бездыханного, как ему показалось, Бегуни рубаху, и тут же, ощутив живое тепло, усомнился. На шее и на запястье обнаружился пульс, приглядевшись, княжич приметил и движения груди вверх и вниз.
– Он жив! – воскликнул Младояр.
– Отнесите отрока Бегуню в палаты, да стражу поставьте! – распорядился лекарь. Дружинники сразу – исполнять, сейчас Иггельда слушали, как самого князя, – А ты, – добавил старик, обращаясь к Младояру, – иди с ними, да не отходи от этого… Может, проболтается о чем?
Отрока занесли по скрипучей лестнице на третий этаж терема, положили на лавку подальше от окна, кто-то принес свечей. Княжич сел рядом, готовясь провести здесь остаток ночи. Вдруг да Бегуня очнется, расскажет… «А потом уж мы узнаем, где искать Белого Ведуна» – размечтался Младояр, заглядывая в широко открытые, но, казалось, ничего не видящие глаза мальчика. Напрасные ожидания… Младояр так и просидел до рассвета.
– Просыпайся, княжич! – голос Иггельда, прикосновение к плечу.
– Да я не сплю, – слабо возмутился Младояр.
– Пошли, Младушка, может твой глаз острей моего, старческого, посмотришь на Белого Ведуна, – позвал ведун.
– Ну да, острей, – княжич хорошо помнил собственную беспомощность в ту ночь, ведь
– Принесли труп, – сообщил Иггельд, – только уж больно просто все, так шею и подставил…
Труп старика с длинными седыми волосами лежал отдельно от остальных. Белая рубаха, кольчуги нет. Борода… Младояра чуть не стошнило – в Крутене бороды, особенно длинные, почитались за гнусность. Пусть они кого-то и греют зимой. Но туда же падают крошки, залипает мед, присыхает пиво, потом разводятся мучные черви…
– Что скажешь, Млад?
Княжич поднял голову. Странно, как можно не заметить собственного отца, стоявшего рядом. Будто зрение стало каким-то узким, не видишь ничего, кроме того, куда направлен взгляд. Да, это отец, князь, смотрит сейчас на него печально, глаза красные. Гориполк…
– Я этого… Бегуню… Караулил. Но он ничего не сказал!
– Какая теперь разница, вот он – злыдень! – отец указал на мертвого старика.
– Он или не он? – усомнился Иггельд.
– Вот и разберитесь, вы же – ведуны, – в голосе князя не чувствовалось и тени насмешки.
– Единственный, кто знает Белого Ведуна в лицо – это Бегуня, – заметил лекарь, – но он молчит.
– Околдован, – предположил княжич.
– Или убит, а потом оживлен, – добавил Иггельд.
– Как эти? – князь указал на трупы. Младояр уже успел сосчитать – одиннадцать.
– Может, и как этот, – лекарь указал на труп старика.
– Что же он, сам себя убил, а потом – оживил? – князь не поверил.
– Я слышал о таком обряде, он дает огромную силу, – сказал Млад.
– Я не о том, – повертел головой Иггельд, – может, Белый Ведун себе пару приготовил, как раз на такой случай?
– Вот-вот, – зачастил младший княжич, – если бы ведун умер, его чары пропали бы, а Бегуня все лежит бессловесно, околдованный!
– Никакие это не чары, – рассердился лекарь.
– А что? – князь пристально посмотрел на ведуна.
– Ну… – растерялся Иггельд, пытаясь объяснить то, названия чего не знал сам, – Слова без волшбы, но человека гнетущие. Внушение…
– Ладно, – отмахнулся Дидомысл, – ты, лекарь, осмотри этого, с бородой, если убедишься, что не Белый Ведун, скажешь!
Князь отошел, Иггельду ничего не оставалось, как приступить к делу. Старик долго и пристально вглядывался в окаменевшее, как маска, лицо мертвеца. Потом приподнял веки, вглядываясь в зрачки убитого. Покачал головой.
– Млад, помоги его раздеть!
– Не хочу…
– Что?! – поразился Иггельд словам воспитанника.
– Мерзко…
– Потом руки обмоешь!
– Все одно – мерзко!
– Тогда забудь мечты стать ведуном, овладеть наукой лекарской, – разочарованно бросил наставник, начав снимать с мертвеца рубаху.
Младояр сжал зубы, сплюнул. И – стащил с мертвеца сапог. Грязная обувка казалась княжичу в этот момент менее поганой, чем рубаха убитого, ведь последнюю касалась борода. Сняв второй сапог, Младояр помог стащить порты, удивляясь неподатливой тяжести окоченевшего тела. Еще мгновение – и труп обнажен полностью.