Крутен, которого не было
Шрифт:
– Кольчуги не было, – заметил княжич.
Лекарь лишь кивнул, его длинные пальцы обследовали раны, принесшие смерть бородачу. Все честь по чести, одно из ранений – сквозное, прямо через сердце. Еще одна глубокая рана – под ложечкой. Вполне достаточно, чтобы наверняка убить человека. Далее Иггельд начал изучать рубцы и шрамы. А Младояр наклонился, разглядывая наколотые картины.
– Разве найдешь теперь след укола, – махнул рукой Иггельд, – куда колдуны колят, в аккурат чей-то меч въехал!
– А это брат его? – вяло поинтересовался Младояр.
– Да.
– Наколки странные, – княжич почесал в голове.
– Отчего же? – отмахнулся
– Дык они все одинаковые!
– Как одинаковые? Разные – здесь одни знаки, тут – другие, и краски разные…
– Та, что в пятнадцать лет получена, должна бы уже и поистереться, поболее, чем в посвящении. А выглядят – все свеженькими…
Иггельд принялся рассматривать узоры на теле мертвеца. Перевернул труп, заглядывал и так, и эдак. Потом вдруг переключился на ноги, прошло еще мгновение – и лекарь, схватив кисть убитого, всмотрелся в мозоли…
– Ну что, Игг? – Младояр уже догадался, каков будет ответ.
– Подмена, – кивнул ведун.
– Всегда ходил в лаптях, натер руки на пахоте хлебной?
– Да, руки не обманут, – лекарь встал с корточек.
– Сюда, люди добрые! – услышали Младояр с Иггельдом голос воеводы, становившийся все громче – к ним приближались, – Вот он, злыдень, смотрите, узнавайте!
– Точно он!
– И борода длинная…
– Он, кто еще с такой бородой…
Трое мужиков, порты как будто из одной грязи после дороги, жмясь друг к другу, рассматривали убитого. Сильно сказано – рассматривали… Бросят взгляд, и тут же очи – в сторону, опасаются даже глаз задержать!
– Привезли с Гремячей, – пояснил Яснополк, – говорят, видывали Белого колдуна.
– Бороду его они видывали! – рассердился Иггельд, – Вы, люди добрые, что-нибудь кроме белой бороды у злодея помните?
Мужи помялись, глаза – ниже травы, потом один из землепашцев признался:
– Не…
Воевода резко повернулся, первым заметивший приближение князя. Дидомысл был со старшим сыном, оба выглядели так что – не подходи, коли жить хочешь!
– Ну? – бросил князь.
– Признали за Белого Ведуна, – махнул рукой Яснополк.
– А чего издали? – рявкнул Дидомысл, добавив со злостью, – Пусть поближе подойдут… Эй, славные мужи, внуки Свароговы, чего боитесь? Мертвые не кусаются!
«Славные мужи» вместо того, чтобы подойти, так и шарахнулись назад, подальше от трупа со страшной белой бородой. Воевода взял одного из деревенских за шкирку, как щенка, да подтащил поближе.
– Он оживет! – воскликнул один из деревенских, – Говорил сколько раз, умрет – оживет.
– Точно оживет!
– Ночью придет, Смерть принесет…
– Ага, – не выдержал Младояр, в голосе так и просвечивало презрение, – уже оживает, глянь – борода шевелится, задышал, поди!
Седые волосы и впрямь слегка шевелились – ветерок, все-таки. Но это понимал младший княжич, что же до мужиков… Тот, которого держал Яснополк, дико закричал, вырвался – и бежать, сломя голову. Как по команду, рванули прочь и остальные. Князь понял сына – тот не шалил, это бесилась в княжиче бессильная злоба…
– Толку-то с них, – заметил воевода, – истину молвил Иггельд, ничего, окромя бороды они и не помнили. Да и злодея видывали только издали…
Князь подошел поближе, вцепился руками в бороду мертвеца, дернул во всю силушку, в ладони остался клок волос. Дидомысл смахнул мерзость с рук, сплюнул.
– Борода настоящая. Значит – и колдун настоящий! – приговорил
– Может, подождем, пока околдованный отрок оправится? – предложил Иггельд.
– С отроком еще разберемся, во всем разберемся, – загремел железом в голосе Дидомысл, – а ты, Иггельд, отправляйся, зови жрецов Виевых, пускай обряды проведут – что б не ожил ненароком. И тех «смельчаков» – назад пусть приведут, слышь, воевода?
– Слышу, Дидо…
– Пусть посмотрят, как их колдуна силы лишать будут. И на костер, при них же, чтобы потом всем, возле Гремячей речки живущим, рассказали. Будут упираться – держи. Потом штаны новые подаришь, коли собственные изгадят…
– Я так думаю… – попытался возразить Иггельд.
– Все, слово князь сказал – мало тебе? – владыка, на удивление, даже не рассердился на старика, – Сказано тебе, приговорено – мертв Белый Ведун, сжечь и пепел – в отхожее место! А ты куда, Млад?
– Руки обмыть, я… – княжич кивнул на мертвеца.
– А и верно, сынок, – спохватился Дидомысл, вдруг став ласковым и каким-то беззащитным, – я ведь тоже руки опоганил… Пошли вместе!
Во время последней церемонии можно было плакать – ветер относил черный дым прямо в лицо стоявшему впереди Младояру. Где-то рядом стояли отец и брат, теперь уже единственный! Юноша не поднимал глаз, он так ни разу и не взглянул на самых дорогих ему людей. В жизни Младояра это была первая осмысленная потеря близкого человека. Мать он не помнил, она умерла, когда княжич родился. Конечно, Младояр понимал, что люди смертны, рано или поздно кто-то из близких умрет. Но то, что этим кто-то явится Гориполк, юноша, лишь чуть двумя годами старше его самого, княжич никак не мог предположить. Растерянность – и, одновременно, черная дума, камнем лежащая на сердце – не мог ли он, Младояр, сделать все по-другому, так, чтобы не стоять сейчас у погребального костра брата? Если бы он поехал тогда с Гориполком на охоту? Ну и что – горько подшутил над собой княжич – лежал бы сейчас без памяти на месте Бегуни… Но вот в ту ночь, с Иггом, вместо того, чтобы рассуждать о разных разностях, если бы только чуть раньше вспомнили о неутоленном чувстве мести Белого Ведуна. Эх, часом раньше… Какое там часом, и четверть часа оказалась бы достаточной, чтобы все повернулось по другому, они с Иггельдом ни за что бы не выпустили Гориполка из палат!
В отличие от воспитанника, Иггельд наблюдал церемонии почти равнодушно. Что есть жизнь, как не череда вот таких погребальных костров, уносящих, одного за другим, те лица, к которым привыкаешь за долгие годы. Когда-нибудь, может – уже скоро, и тебя унесет черный дым. Вот суетятся жрецы, говорят слова, которые ничего не изменят. Человека не воскресить, а от того, что сказать на прощание, уже мало чего зависит, если душа – далеко-далеко. Может, правду говорят, что люди были когда-то совсем другими, змеями или вовсе чудищами, но потом от них остались только души, долго искавшие нового пристанища. И вот, в незапамятные времена эти бесплотные духи нашли убежища в бренных телах, вроде того, в котором мается сейчас дух Иггельда. Мудрецы говорят, что тела наши совсем не подходят к душам, живущим в них, это – чужие тела. Но – ведь нет же других. И душа стремится к свободе! Вот сейчас, смешавшись с черным дымом, и дух Гориполка получил свободу. Если, конечно – рассуждал Иггельд – он не получил свободу в тот момент, когда остановилось сердце юного княжича, с последним вздохом…