Крутые повороты
Шрифт:
Письма Якова Модестовича к Коршунову становятся в эту пору, кажется, еще решительнее, энергичнее.
7 мая 1924 года: «Прошу Вас принять к сведению, что о назначенном сроке испытания на 17 мая мы послали сообщение в Москву и полагаем, что к этому дню прибудет из Москвы специальная комиссия».
К 17 мая, несмотря на все старания, завод кончить работы не успел.
19 мая 1924 года: «Настоящим прошу принять самые энергичные меры с тем, чтобы начать пробу дизеля нагрузкою в четверг 22 сего месяца в 3 часа дня».
В
Проходят еще два долгих, полных напряжения и нервотрепки месяца.
Наконец 19 июля маляр Балтийского завода Евграфов съездил на «Красный путиловец», срисовал красивый шрифт с паровоза «Пассифик» и этим шрифтом крупно вывел на кузове машины: «Тепловоз системы Я. М. Гаккеля. В память В. И. Ленина».
Испытания были назначены на 5 августа.
Но накануне, 4 августа, чуть было не стряслась беда.
Кто-то из рабочих нажал случайно клапан, и тепловоз сам неожиданно двинулся с места, пошел, выдавил ворота в цехе, вырвался на колею…
Терентиев в последний момент успел догнать его, прыгнул на подножку и остановил…
Гаккель ему сказал:
— Вы нас спасли, Константин Михайлович.
…5 августа, в 10 утра — была жара, Коршунов пришел в обычной косоворотке, но Владимир Карлович Скорчеллетти в чудом сохранившейся черной паре и при галстуке — Яков Модестович поднялся по лесенке тепловоза и тронул рукоятку контроллера.
Тепловоз медленно выкатился на грузовую колею Балтийского судостроительного и механического завода.
В будке машиниста стояли Яков Модестович, Харитонов, инженер Борис Александрович Даринский и Катя Гаккель.
Дизель стучал, в толпе кричали: «Даешь!» — в воздух бросали кепки и фуражки.
— Никогда не видела, как бросают в воздух шапки, — сказала Катя Гаккель.
— В Гатчине Якову Модестовичу бросали и на Ходынском поле, — сказал Харитонов.
Даринский спросил:
— А в честь Ломоносова немцы котелки швырнут?
Яков Модестович, не оборачиваясь, объяснил:
— Котелки швырять удобнее, они планируют…
Минул октябрь, Ломоносов больше тянуть не мог.
Публичное испытание его машины состоялось через три месяца после опробования в Петрограде тепловоза Гаккеля — 4 ноября 1924 года.
На завод в Эсслинген съехалось около ста крупнейших специалистов со всей Европы: германскую науку представляли профессора Иоссе, Шюле, Штумпф, Веземайер, германские железные дороги — директор департамента Гутборд, президент центрального управления Хаммер, президент Вюртембергских дорог Зигель, начальник тяги Баварских дорог Вецлер, германскую промышленность — директора фон Кейнах, фон Гонтард, Лаустер, Хеллер, от голландских железных дорог был директор Гупкес, от латвийских — инженер Арронет…
Юрий Владимирович опять повторил Якобсону:
— Именно этого и добивались устроители конкурса.
При определении технических возможностей тепловоза его сравнивали с паровозом марки ЭГ-5570.
Четыре с половиной часа новый нефтяной локомотив работал без малейших перебоев.
Якобсон, наклонившись к Юрию Владимировичу, тихо спросил:
— Удача?
Тот ответил сдержанно:
— Именины всегда удачны, Петр Васильевич… Заботы начинаются в будний день…
Однако похвалы и поздравления Юрий Владимирович выслушивал с явным удовольствием.
После деловой части Русская миссия дала торжественный ужин.
Лучшие штутгартские повара приготовили фирменные блюда и по специальным рецептам — деликатесы русской кухни.
Весь вечер играл знаменитый скрипач-румын.
Бокал шампанского поднял директор департамента господин Гутборд.
— Господа, — сказал он, — мы переживаем с вами глубоко торжественный момент. Многострадальная идея тепловозной тяги сегодня наконец вышла из стен лаборатории на железнодорожные просторы… Мир вам обязан, господин Ломоносов.
Юрий Владимирович поднялся. Любезно улыбаясь, с бокалом в руке, он на правился к господину Гутборду.
Дорогу ему преградил Якобсон.
— Извините, — сказал. — На два слова…
— В чем дело? — не останавливаясь, продолжая улыбаться господину Гутборду, сердито спросил Ломоносов.
— Месяц назад в Ленинграде было наводнение…
— Знаю, сердито сказал Ломоносов. — Петр Васильевич, вы ведете себя неприлично…
— Сейчас поступила информация, — сказал Якобсон. — Передают: во время наводнения безнадежно погиб тепловоз Гаккеля…
После первой пробной поездки 5 августа оставались совсем незначительные доделки.
Договорились 25 сентября переправить тепловоз через Неву на плавучих кранах.
Из Москвы поступило распоряжение: подготовить локомотиву место в тягловом депо Октябрьской дороги, за помещение и пробег денег не брать, но на внестанционные пути не выпускать пока ни в коем случае.
За день до переправы, 23 сентября, Яков Модестович был у профессора Авдоньева, брал, как обычно, урок скрипичной игры.
Неожиданно хлопнула фрамуга окна.
С улицы донеслись крики.
Вбежала родственница профессора, сказала:
— Не слышите разве? Бьет петропавловская пушка. Говорят, снесло Сампсониевский мост.
Гаккель позвонил на завод. У Коршунова никто не брал трубку. Позвонил к себе в бюро. Подошла машинистка, сказала с ужасом:
— Наводнение!
— Куда вы пойдете, оставайтесь, — предложил Авдоньев.
Но Гаккель спустился вниз.
Хохочущая ватага парней шла с Дворцовой площади босиком, с подвернутыми штанами.