Крутые повороты
Шрифт:
Пока он добрался до Невского, его догнал поток, мутный, быстрый: нес дрова и торцы с мостовой.
Надо было попасть на Васильевский остров, на Балтийский завод, но трамвай на Невском встал. Сгрудились в кучу автомобили. Лошади ржали у Казанского, брусчаткой им калечило ноги.
Мостовая проваливалась под ногами.
По пояс в воде Гаккель дошел до Казанского собора, толпой его вытеснило на ступени. Он спросил у кого-то: «Что на Васильевском?» Ему сказали: «Лодки плавают. Венеция».
Он
Гаккель стоял, стесненный толпой, воображал, что творится на Васильевском острове, на Балтийском заводе. Тепловоз, конечно, залило ведой, не могло не залить, он в низине.
Вокруг кричали, бранили Пулковскую обсерваторию, ученые, известно, из буржуазии, англичанам продались. Гаккель стоял, слушал. Дитя в ванне по Миллионной плывет… Судаков, плотник с Растеряевских складов, потонул. Фамилия рыбная, а потонул… В «Красной Баварии» подвалы с сахаром затопило, пива теперь не будет… У Пяти Углов извозчики распряглись, верхом катают… Кабель промок, телефон не работает…
К вечеру вода пошла на убыль, и Яков Модестович, наняв лодку, кое-как добрался до завода.
Вода еще держалась под окнами. С территории смыло ящики, бревна, пустые бочки, они забаррикадировали узкие проходы.
Гаккель ускорил шаг.
Тепловоз стоял в низине, у распахнутых цеховых ворот. Его колеса еще были в воде. На клепаном железном боку чуть белели в темноте крупные буквы: «…системы Я. М. Гаккеля. В память В. И. Ленина».
Яков Модестович подошел к машине, коснулся ладонью мокрого холодного железа.
Из цеха вышли Коршунов и Скорчеллетти.
Гаккель сказал:
— Спирту-ректификату. Как можно больше и поскорее…
Константин Николаевич развел руками: где его возьмешь сейчас, спирт?
— Это необходимо, — сказал Гаккель. — Любой ценой… — Он отстегнул с руки золотые часы, протянул Коршунову: если надо, мол, кому заплатить…
— Спрячьте, — сказал Коршунов. — Я постараюсь, Яков Модестович.
Коршунов ушел.
— Он достанет, — сказал Скорчеллетти. — Вверх дном все перевернет, а достанет…
Они сидели втроем в кабинетике Коршунова.
Горела керосиновая лампа.
На газете лежал кусок колбасы, полбуханки хлеба, стояла початая бутылка водки…
Яков Модестович снял с себя мокрый китель, укутался
Вошел рабочий, сказал:
— Десять литров залили.
— Продолжайте, — велел Гаккель.
Коршунов спросил:
— Поможет?
Яков Модестович пожал плечами:
— Единственная надежда — качественная обмотка…
Константин Николаевич налил еще водки в стаканы, один протянул Гаккелю:
— Грейтесь, Яков Модестович…
Гаккель выпил, поставил свой стакан на газету.
Что-то в ней заинтересовало его. Он наклонился, придвинул поближе керосиновую лампу.
На измятой, промокшей газете была напечатана старая, еще июньская фотография: люди в сюртуках с бантами на груди, Ломоносов в простой длинной кофте навыпуск и на рельсах впервые в тот день вышедший за ворота завода ломоносовский тепловоз.
«Советский тепловоз, построенный профессором Ломоносовым в Германии», — было написано под газетным снимком.
Яков Модестович сунул ноги в непросохшие еще башмаки, вышел за дверь…
Наступило утро, а механики все заливали в моторы спирт-ректификат.
Гаккель стоял тут же, наблюдал.
Подошел к нему Коршунов, сказал:
— Вас ожидают у ворот, Яков Модестович.
…У ворот остановился извозчик, один из первых, добравшихся утром 24 сентября с Невского на Васильевский остров.
Ольга Глебовна увидела мужа, быстро выскочила из пролетки, пошла ему навстречу.
— На этот раз, Оленька, кажется, выжили, — сказал Гаккель.
Назавтра, 25 сентября, ленинградские газеты напечатали фотографии:
Залитая водой Дворцовая площадь, из воды торчит Александрийская колонна…
Покореженные рельсы железной дороги вздыбились в небо…
Дом снесло, плывет по реке. Другой сгорел, стоит обуглившийся…
Разбитые, покалеченные автомобили на Невском…
Баба сокрушенно склонилась над выброшенной на берег мертвой коровой…
Повалены статуи в Летнем саду…
Газеты в этот день писали:
«Мы можем вполне заверить т. т. рабочих, что нет решительно никакого основания для какой-либо паники или растерянности…»
Под страхом строжайшей ответственности воспрещалось повышать цены на продукты, выпечка хлеба удваивается, если есть справка из домоуправления, детям дадут бесплатно завтрак «в виде хлеба, чая и сахара» и обед «в виде хлеба, супа и каши»…
Вселение бескровных производится исключительно по удостоверениям районных точек… СТО постановил выслать в Ленинград пять паровых машин для откачки воды, 50 тысяч пудов ржаной муки, сахар для всего населения, «об отпуске масла будет сообщено около 13 часов 25 сентября…»