Кружной путь, или Блуждания паломника

Льюис Клайв Стейплз

Его звали Классикус.

– Надеюсь, - сказал третий, - вы бродите по пустынным местам не потому, что заражены романтикой.

Он назывался Гумани.

Джон слишком устал, чтобы ответить, Труд не посмел бы, но Виртус сказал Углу:

– Вы очень добры.

– Я ничуть не добр, - сказал Угл.
– Я делаю то, что должен делать. Моя этическая система зиждется на догме, а не на чувстве.

– Прекрасно вас понимаю, - сказал Виртус.

– Неужели вы из наших?
– воскликнул Угл. Неужели вы схоласт и богослов?

–

Простите, - сказал Виртус, - в таких делах я не разбираюсь, но знаю, что правилу надо следовать, ибо это - правило, а не потому, что мне так угодно.

– Да, вы не из наших, - сказал Угл, - и вы, конечно, погибнете. Языческие добродетели - лишь блестящие пороки. Приступим к трапезе.

И мне приснилось, что бледные люди вынули три банки мясных консервов и шесть галет. Угл поделился с гостями своей порцией. Каждому досталось очень мало, но все же Джон и Труд что-то съели, ибо Виртус и Угл наперебой уступали им свою еду.

– Пища наша проста, - сказал Классикус, - и придется не по вкусу тем, кто изощрил свою чувственность в южных краях. Но оцените совершенство формы. Банки - безупречный куб, галеты - квадрат.

– Надеюсь, - сказал Гумани, - вы заметили, что мы не употребляем старых, романтических приправ.

– Заметили, - скзал Джон.

– Все лучше редиски, - сказал Труд.

– Вы здесь живете, господа?
– спросил Виртус.

– Да, - отвечал Гумани.
– Мы основали общину. Народу у нас мало, пищи тоже, но когда мы возделаем эту землю, всего будет достаточно, конечно, для умеренных людей.

– Это прекрасно!
– сказал Виртус.
– Каковы же ваши принципы?

– Вера, гуманизм, классицизм, - сказали хором бледные люди.

– Вера! Значит вы - управители?

– Ни в коей мере!
– вскричали Гумани и Классикус.

– Но вы верите в Хозяина?

– Меня эта проблема не занимает, - сказал Классикус.

Я же, - сказал Гумани, - знаю точно, что Хозяин просто миф.

– А я, - сказал Угл, - знаю точно, что Хозяин - истинный факт.

– Как странно!
– сказал Виртус.
– Не пойму, что же вас объединило.

– Ненависть, - сказал Гумани.
– Да будет вам известно, что мы - братья, и отец наш - мистер Умм.

– Я его знаю, - сказал Джон.

– Он был женат дважды, - продолжал Гумани.
– Первую его жену звали Мерзилия, вторую - Хладилия. От первого брака родился Сигизмунд, наш сводный брат.

– Я знаю и его, - сказал Джон.

– Мы же, - сказал Гумани, - родились от второго.

– Так мы в родстве!
– вскричал Виртус.
– Вы, наверное, знаете, что у Хладилии был сын от первого брака. Это я и есть. Мы - сводные братья. Как ни жаль, отца своего я не помню и даже слышал, что его не было.

– Ни слова больше!
– сказал Угл.
– Вряд ли вы полагаете, что этот предмет нам приятен. К тому же, моя должность велит мне отречься даже от законных родственников.

– Кого же вы все ненавидете?
– спросил Джон.

– Учились мы, -

сказал Гумани, - у нашего сводного брата, в Гнуснопольском университете, и знаем, что всякий, связавшийся со старым Блазном, навсегда остается рабом его темнокожей дочери.

– А сами вы бывали у лорда Блазна?
– спросил Джон.

– Конечно, нет. Мы научились ненавидеть его, наблюдая за тем, как повлияли его песни на других. Ненависть к нему - первое, что нас объединило. Затем мы обнаружили, что, живя в Гнуснополе, неминуемо попадешь в темницу.

– Я и это испытал, - сказал Джон.

– Таким образом, нас объединяет ненависть к Великану, Гнуснополю и Блазну.

– Особенно к Блазну, - уточнил Классикус.

– Я бы сказал иначе, - заметил Угл.
– Ненависть к полумерам. Мы ненавидим сентиментальное мнение, что есть хоть что-то хорошее, что-то достойное, хотя бы сносное, по эту сторону Ущелья.

– Вот почему, - сказал Классикус, - мы с Углом и враги, и единомышленники. Я не разделяю его идей о той стороне Ущелья. Но мы согласны в том, что здесь ничего хорошего нет, и не позволим морочить нам голову чувствительной, благодушной чепухой.

– Меня же, - сказал Гумани, - объединяет с Углом иное. Он направляет в единое русло всю эту мистическую чушь - всякие мечтания, пылания, томления и отводит им место на той стороне, очищая от них эту. Тем самым, мы можем создать здесь цивилизацию, основанную на принципах м-ра Трутни и даже на принципах Великана, но без покровов иллюзии. Только так мы будем людьми, а не животными, как хотел бы Великан, и не ангелами-недоносками, как хотел бы Блазн.

– Мистер Джон уснул, - сказал Труд и не ошибся.

– Простите, - сказал Виртус, - мы сегодня долго шли.

И я увидел, как все шестеро легли на мешковину. Было намного холоднее, чем у м-ра Трутни, но никто не мыслил здесь об удобстве, лежали все рядом, и Джон спал лучше, чем в прошлую ночь.

Глава 3

Отец Угл

Когда они проснулись, у Джона так болели ноги, что дальше он идти не мог. Труд предложил, что они с Виртусом пойдут дальше, посмотрят, а к вечеру вернутся. Джону было совестно обременять таких бедных людей, но Угл велел ему остаться, объяснив при этом, что гостеприимство - не заслуга, а жалость к несчастным - просто грех, если они основаны на чувстве, но он, как управитель, не отпускает его по обязанности. И я увидел во сне, что Труд и Виртус идут на Север, а Джон остается с бледными братьями.

Днем он побеседовал с Углом.

– Значит, - сказал Джон, - вы верите, что через Ущелье перейти можно?

– Я это знаю, - отвечал Угл.
– Если вы разрешите мне отвести вас к некой Матушке, она перенесет вас в мгновение ока.

– Понимаете, - признался Джон, - мне, собственно, нужен не тот край Ущелья, а дивный остров.

– Забудьте о нем поскорее! Это все штуки старого Блазна. Забудьте, иначе я не смогу помочь вам.

– Чем вы мне поможете, если нужен мне только остров?