Крыло бабочки
Шрифт:
– Лады, – соглашается Чарли. – Как они там... Чарли Юнайтикс!
И тут же она попадает будто в другое измерение, с удивлением вкушая прекрасное чувство пустоты, где нет никаких проблем и тревог, но нет и азарта и всепоглощающей жизни. Место, где она трансформируется, зовет ее за собой, и в какой-то момент Чарли хочется раствориться в нем, но реальность оказывается беспощадной, и ее выплевывает обратно на Лимор.
– Хрена! – комментирует Рен, отбиваясь от двух бравых молодцов. – Ты не говорила, что у тебя есть трансформация.
–
Она невероятно похожа на ведьму: одетая в простое желтое платье на лямках с длинной юбкой до самых пят, с густыми тенями, покрывающими нижние веки, с золотистым обручем на голове, с полурукавом в тон платью на одной руке и парой браслетов на другой. Юнайтикс держит свое слово и открывает Чарли доступ к магии Лимора, и через голосового мага будто бы проходит его многовековая история: все войны и обряды, все проносится перед ее глазами.
И в ту же секунду, высоко запрокинув голову, Чарли затягивает заунывную песнь, что поют по осени духи в густых чащобах, от которой кровь стынет в жилах. И из-под земли встают, стряхивая с себя долгий сон, неупокоенные души – Отряд Скорбящих, который с ужасающими воплями и призрачными мечами несется на всех: людей, упырей, прочую нежить. И, улюлюкая, кромсает всех на кусочки, не трогая только Рена, который с восхищением глазеет на то, как одни твари дерутся с другими. И через двадцать минут все вокруг напоминает кровавое побоище, а Отряд Скорбящих – скелеты, одетые в лохмотья, поклонившись Чарли, вновь возвращается в землю.
– Никогда не видел, чтобы их можно было призвать и чтобы они вообще кому-то служили, – усмехается Рен. – Но для тебя нет невозможного, да? Голосовые маги в действии – это что-то. Из тебя выйдет талантливый наемник, вот что я тебе скажу.
– На службе государства, – напоминает Чарли.
– Да не суть, – отмахивается Рен.
Вдвоем они наблюдают за побоищем, а наверху летят черные вороны, мчатся, вереща, духи, черти, оседлав жирных боровов, преследуют их. И Седая Маргарет гуляет по городам Лимора, ища своих жертв. И Чарли стоит, смотря на все это, и чувствует, как внутри нее течет Лимор, течет эта безумная планета, перекресток всего и вся, после чего хватает за руку Рена и перемещается с ним прочь.
Они прощаются на утро, перекусив в небольшой забегаловке. Рена уже тянет в сон, а вот Чарли отсыпаться будет как минимум завтра, она еще полна сил.
– Передавай привет Синхэ, – напутствует ей Рен, – и удачи тебе в твоей жизни. Но если захочешь, кинь весточку.
– И тебе удачи, – обменивается с ним любезностями Чарли. – Да не попадись удавам.
– Рад был поработать с тобой. И вижу, что прожил свою жизнь уже не зря, особенно когда вырастает такая кровь, – ухмыляется наемник.
– А я рада была наконец узнать, от кого произошел мой отец, – кивает голосовой маг. – Еще свидимся.
Телепортируясь в Магикс, она с удовлетворением ступает на порог собственной квартиры. Через пару часиков надо будет смотаться
Они вещают. Бесконечно вещают о том, какие агенты ФСБМ, Винкс, Ривен, Велигд и она, Анастейша, молодцы. На сцене выступают красивые девочки, посвящая им свои песни, показывают свои лучшие танцы разные творческие коллективы, выходят серьезные люди и распинаются, нахваливая храбрых защитников города.
А ее тошнит. Ей хочется зажать уши руками и выбежить отсюда, закричав. Ана близка к истерике. И все же она ничем себя не выдает: сидит, вцепившись руками в колени, сминая пальцами ткань юбки зеленого платья, так любезно наколдованного Стеллой.
Проблема в том, что они чертовски спокойны. На лицах у Винкс – ни одного признака волнения. Но и особой радости нет. Они сидят с вежливыми улыбками, воспринимая все, будто бы данность. Кивают головами, когда к ним обращаются со сцены и благодарят их. Выдавливают естественные и широкие улыбки, когда им говорят “спасибо” дети. И пусть медали им вручают в первый раз, такие публичные мероприятия для них – не в новинку. Винкс редко чем удивишь. У агентов ФСБМ просто непроницаемые и холодные выражения лиц, впрочем, иногда у них пробивается усмешка.
Ана же места себе не находит. Чем дальше, тем хуже. Ей хочется выскочить на сцену, вырвать микрофон и закричать на весь зал: “Да что же вы творите?! Что за показательные выступления вы сделали из нашего страха совершить единственную ошибку?” Но ее, пожалуй, никто не услышал бы.
Им всем просто нужен был повод – они сделали праздник для самих себя, не для тех, ради которых все здесь якобы и собрались.
Поэтому Ана невероятно бледна. Она не понимает, как ноги сами несут ее на сцену, когда до нее доходит очередь, когда лучащийся от счастья ведущий долго-долго распинается об их заслугах, какие они молодцы, когда ей вешают на шею медаль, давящую неприятным грузом, когда они все никак не затыкаются и вдруг начинают громко-громко хлопать. О, как Ане хочется зажать уши и закрыть глазами. Но она терпит, чуть закусив щеки, смотрит на эту безумную толпу, на город, который она спасала, танцуя до изнеможения, город, подаривший ей Энчантикс.
И вспоминает все.
Страх, который окутал ее. Безумие и ужас от того, что она не сможет сделать то, на что вызвалась. Момент, когда она чувствует, что сил больше не осталось. Перепуганные лица подруг и одноклассниц. Падающие здания. Крики людей. Прошел уже почти месяц, но все это преследует ее живым кошмаром. Силы, которые пришлось брать из ниоткуда, невероятное усилие над собой, тяжелые моральные и физические страдания – ее вымотало на этом танце и отбило желание участвовать в подобном на долгие годы вперед.