Крыло бабочки
Шрифт:
А теперь он сломан. Просто стерт в порошок. Развеян по ветру пеплом, из которого никогда ничего не восстанет. Вот так заживо умирает король Легендариума. От рук, от буйствующе-ледяных начал какой-то маленькой бабочки, которая казалась в его мире чужаком.
И эта самая бабочка ворвалась в его реальность, все в ней перевернув и установив свои правила. С последствиями своих ошибок он и расхлебывается. Раньше в его груди еще билась надежда, что она отпустит его, как только достаточно наиграется с ним. Теперь же и она исчезла.
В Мификсе осталась лишь усталая, тихая ненависть, которая не может разгореться
Она ощущает свою власть над ним. Огонь вожделения, желание обладать горит в ее глазах – выжигающее буквально все желание, пригибающее к земле, разрушающая сила, которая так долго таилась в крепких тисках. Баттерфликс нужно все держать под контролем. Знать о самых подробных мелочах, которые происходят в Баттер Индастрис. Так же и в сексе. Здесь игра тоже ведется по ее правилам. Но абсолютная, почти непостижимая ирония в том, что при полнейшем контроле Аквела показывает полное его отсутствие.
Она бросается в омут с головой, только все тщательно проверив и взвесив, будучи уверенной, что он не затянет ее. И не возникнет никаких подводных камней.
Она чертовски уверена в себе. А еще она – чертовски горячая, фантастическая женщина, от секса с которой крышу обязательно сносит. Мификс помнит – каждое прикосновение, каждый вздох, когда она стонала под ним и на нем тогда, в Легендариуме, когда сплеталась с ним, когда замирала, а он совокуплялся с ней, подгоняемый мыслью о том, что скоро, совсем скоро... Будет Уэлл.
Теперь же у него нет сил даже на ненависть.
Он послушно лежит на кровати, согнув ноги в коленях, а она упирается в его грудную клетку. Она ведет. Она регулирует процесс. Ее глаза полыхают. Раньше так же горели и его – полные ненависти, тщательно скрываемой за семью замками, выдавливаемое из себя желание... Теперь в нем осталось только то, на что хватает сил.
В своем истинном человеческом облике Баттерфликс великолепна. Бледное худое тело с чуть острыми чертами лица. Из крепко поджатых губ могут вырываться томные вздохи, а в ледяных глазах возникать такое желание, что все вокруг пропитывается потрясающей энергией. Секса, жизни, вожделения.
Мификс сжимает ее гладкие ноги по бокам, чуть сдавливая кожу на них – на ней совершенно не останется следов от его прикосновений, а Баттерфликс насаживается на его член. Уверенно, выбирая идеальный угол и регулируя абсолютно все. Женщина, которую стоило бы бояться. Вот только от него она такого никогда не дождется. Раньше бы сирин посмеялся. А теперь...
Это – акт одностороннего удовольствия. Бабочка забывается настолько, что не ощущает ничего вокруг себя. Ее начала соединяются с его, и Мификс послушно терпит, подается вперед, приподнимается, двигается с ней в такт – приподнимает бедра, пытаясь войти в нее глубже, а она работает мышцами влагалища, то насаживаясь сильнее, то ослабляя хватку. Им даже не нужно искать общих точек, оба помнит слабые места друг друга слишком хорошо.
Идеальные любовники, которых связывает ни-че-го.
Бабочка заволакивает все вокруг желанием. Ее глаза горят, ее движения – живые, она пытается припечатать его к кровати – подавляет волю и здесь. Но ему все равно. Мификс – раб бабочки.
А потом она делает вид, будто бы беспокоится о нем. Тихо сидит на краю кровати, обнаженная, с лихорадочно блестящими глазами, с густыми волосами, которые с помощью магии снова привела в порядок. Сидит, наблюдая, как гаснет равнодушный Мификс, как последние силы, потраченные на игру, покидает его.
Раб ждет своих приказов. Послушный, ничего не щебечущий Мификс. Что ж, если бабочка хотела этого, то она получила желаемое.
– Я хотела не этого.
Она кладет руку на его плечо, но он с раздражением сталкивает ее – показное сочувствие, которое она время от времени пытается проявить, порядком его достало. Ну надо же, силы хоть на какую-то реакцию еще остались. Но Мификса это не радует. Его вообще больше ничего не радует, с тех самых пор как в его жизни снова появилась Баттерфликс – железная леди, королева автомобильного мира, трансформация, зачем-то пришедшая в мир людей, которые всегда были ей безразличны.
– Я попыталась понять людей, которых так любишь ты. Ты говорил, что они много значат для Него, что у них есть чему поучиться, есть за что их любить. Двести пятьдесят лет я потратила на это. Я приспосабливалась.
Мификс молчит. Просто молчит, потому что сил в нем на самом деле нет. Бабочка, она словно кровопийца, если бы в нем только текло хоть какое-то подобие крови. Но все, что в нем есть, она пьет с особым искусством.
– Тебе они безразличны.
– Мне не безраличен ты.
– Чего ты хочешь? – равнодушно спрашивает Мификс, несмотря на Баттерфликс. – Перестань считывать меня. Мне это противно, – и даже в его мыслях звучит отвращение. Это – немыслимо для таких, как он. Отвергать тот самый единственный способ, с помощью которого они познают мир и познают остальных существ.
– Ты отвергаешь...
– Чего ты хочешь?! – повышает голос Мификс, голос, который становится чуть визгливым. – Ты уже получила свое, так чего тебе все неймется?! Я крепко связан по рукам и ногам. Я в твоей постели. Я лишен своей воли. Все, как ты и хотела. Так что тебе еще нужно?
Баттерфликс застывает мраморной статуей – невероятное создание с невыносимо бледной кожей, на которой только волосы – яркие, мощные, длинные, перекинутые на одну сторону, непривычно выделяются. Светло-зеленые глаза внимательно смотрят на Мификса.
– Я хочу, чтобы все было добровольно. Чтобы я не тащила тебя силком, чтобы ты сам приходил ко мне. Мне приходится идти на крайние меры, потому что по-другому никак.
– О да, этим ты многого добилась, – насмешливо тянет Мификс, но Баттерфликс – непоколебимая трансформация – даже не вздрагивает. Ее не задевают холодные слова, направленные в ее адрес. Она лишь терпеливо ждет.
И именно это всегда поднимало в Мификсе приступы паники. Баттерфликс готова ждать хоть веками, она не выйдет из себя, ей ничего не стоит. Осознание того, что перед ним – неподвижная глыба льда, заставляет его дрожать.