Крылья Севастополя
Шрифт:
Мы проводили Блинова, который торопился на катер, идущий в «Голландию», и задержались у входа в подземелье: не хотелось залезать в мрачный подвал. Каждой своей клеточкой чувствовали весну. Погода стояла солнечная, ясная, вокруг зеленела трава, расцвеченная золотыми искорками одуванчиков.
– Красота!
– протянул Астахов, потягиваясь с хрустом в суставах.
– Ей и война нипочем!
– Он указал на чайку, парившую над бухтой. Широко расправив крылья, она медленно плыла, накреняясь то на правое, то на левое крыло, и столько величия было в полете большой и красивой птицы, что мы невольно залюбовались ею. Где-то у Мекензиевых гор застрочил пулемет, ухнула
Рядом стоял штурман Миша Пономарев. Положив руку мне на плечо, он тоже смотрел на гордую птицу и молчал. [105] В его глазах затаилась печаль. О чем думал он? О похороненых друзьях, крылья которых не выдержали натиска металла, о предстоящих своих полетах, о тяжести борьбы, о превратностях жизни и о близком дыхании смерти?
Милый, славный друг!
Я прикрыл ладонью его руку на своем плече. Миша мягко улыбнулся.
И в этот миг дрогнула земля.
Два взрыва один за другим потрясли воздух. В такие минуты действуешь инстинктивно. Не помню, как влетел в погреб. Начался жесточайший артобстрел аэродрома. В приоткрытую дверь видно было, как окутался дымом ангар, видимо, загорелся самолет. А снаряды рвались и рвались.
Не меньше тридцати минут длился обстрел. Затем со стороны бухты «Голландия» послышался гул самолетов. Ю-88 с крутым снижением устремились вдоль Северной бухты. Кто-то резко толкнул тяжелую дверь, она с шумом захлопнулась. И тут же от взрывов застонала земля, камни застучали в металл двери.
Минуту спустя задребезжал телефон на столе. Звонили с аэродрома: убиты Литвин и Моисеев, ранен Сорокин и еще другие. Повреждено несколько самолетов, один сгорел.
Мы стояли, оглушенные взрывами и сознанием собственной беспомощности.
Василия Литвина, техника по вооружению, летчики любили. Высокий, стройный, с копной светлорусых волос, очень интеллигентный, он был похож скорее на учителя, чем на представителя армии «технарей» - всегда чем-то озабоченных, в промасленных куртках и измятых комбинезонах. Литвин умудрялся даже в комбинезоне оставаться элегантным, чистым и подтянутым, всегда был спокоен, строг. Оружейники, почти все старше по возрасту, слегка побаивались его, а летчики уважали. И было за что: перед полетом Василий всегда лично проверял пулеметы, следил, чтобы оружие «блестело» и работало безотказно. Мы знали: если он проверил пулеметы - можно не беспокоиться.
И вот теперь его нет.
Когда мы прибежали на аэродром, артналет уже закончился. У обгоревшего ангара лежал Вася Литвин, лежал ниц, широко раскинув руки, словно хотел обнять всю землю. Рядом, свернувшись калачиком, прижался к стенке [106] ангара оружейник Моисеев. В жизни он был слегка суетлив, всегда со смущенной улыбкой на устах. И сейчас поза у него была такая, словно он извинялся за то, что так вот вышло…
Мы молча сняли фуражки.
– Во-от так-ие дела, - горестно сказал встретивший нас инженер Карцев.
В санитарную машину усаживали раненых. Некоторые, с перевязанными руками и головами, ехать в госпиталь отказались и уже возились у самолетов.
– К в-вечеру все ма-шины будут го-товы к полетам, - сильнее обычного заикаясь от волнения, доложил комэску Карцев.
– Помогите техсоставу в подготовке машин, - обратился к нам Николахин.
– Только следите, чтобы и вас не накрыло.
До позднего вечера мы возились на аэродроме. Заклеивали пробоины на машинах,
– Братцы, посидите в капонирчике, вам же еще летать ночью.
Но даже «дядя Костя», не говоря уже о нас, молодых (я и Котелевский), не хотел оставлять аэродром. В «Мечту пилота» мы вернулись вечером только для того, чтобы переодеться и получить боевое задание.
А оно было таким: разведка донесла, что к линии фронта враг подтягивает новые силы, пехота, артиллерия и танки скапливаются в обширных балках, подступающих к передовой. Наша задача: нанести массированный бомбоудар по этим балкам, бомбить всю ночь, как можно интенсивнее, чтобы не дать врагу подготовиться к атаке, все время держать в напряжении.
У нас в строю оставалось всего шесть самолетов, в соседней эскадрильи М. В. Виноградова - еще меньше. Чтобы обеспечить достаточную плотность бомбометания, надо было летать и летать - непрерывно.
Склонились головы штурманов над картами. Каждому экипажу дана своя цель, на карте она обведена красным [107] карандашом. Все долины и высотки, все села и хуторки вокруг Севастополя мы знали досконально - и по картам, и визуально. А как найти нужную балку с воздуха, в темноте? Мысленно представляю себе маршрут полета: вот Качинская долина, вот Бельбекская, по ним разбросаны небольшие деревни, очень похожие. Но я их различаю: к одной светлая дорога подходит прямо с севера, к другой - под углом с юга, к третьей - две дороги буквой «у»; к одной сад подступает слева, к другой - справа. И расстояние от берега неодинаковое. Прикидываю: если пройти с севера, параллельно береговой черте, между двух сел, то выйдешь прямо на цель. Но есть и опасность: опоздаешь со сбрасыванием бомб - можешь угодить по своим траншеям на передовой. Заданная высота полета - 400 метров. Беру навигационную линейку, высчитываю угол сбрасывания. От ближайшей деревни до балки - два километра. Значит, сбрасывать бомбы надо ровно через 30 секунд - и ни секундой раньше или позже, если хочешь поразить цель.
«Батя» стоит за моей спиной, смотрит, как я «маракую» над картой.
– Внимательно изучай, сынок, чтобы не промахнуться, - говорит он.
– Постараюсь, товарищ капитан, - отвечаю я, ощущая на своем плече тяжесть его руки.
Я понимаю: в основном от меня зависит, куда лягут бомбы, задача же летчика - точно выдержать высоту, скорость и курс, рассчитанные штурманом. Но ответственность за выполнение задания несем мы оба - и летчик, и штурман.
Кажется, все ясно. Пора на аэродром.
К счастью, ночь выдалась безоблачной, ясной. После взлета взяли курс вдоль берега, шли с набором высоты. Через несколько минут я увидел характерный разрез Качинской долины и дал команду: «Разворот». Прошли над ней. С такой небольшой высоты не то что село - каждый домик виден. Теперь - внимание, не опоздать с заходом на цель! Вижу справа знакомую деревушку.
– Девяносто вправо!
Яковлев кладет машину в глубокий правый вираж. Когда нос самолета, описывая дугу, приблизился к силуэту деревни, я поднял руку: так держать! Теперь только немного подвернуть влево, и МБР-2 ляжет курсом прямо на цель, которую я уже хорошо вижу.