Крылья Тура

Языков Олег Викторович

– Тур, вверх, вверх! На подходе 87-е! – Это Хват. А где наши? Он их должен был вызвать, как увидит группу расчистки. Да и мало что-то в ней было немцев. А-а-а, вот оно что! Еще две пары гонялись за Хватом. Но помогать ему сейчас уже поздно. К переправе шли лапотники, их надо перехватить и не допустить бомбометания. На нашем берегу Волги уже вовсю хлопали зенитки, снаряды пятнали небо около пары Хвата. Не пойму, что зенитчики решили – помочь Хвату или сбить его, чтобы не мучился? Но «мессеры» метнулись от него вверх. Передышка.

И тут комиссар вывел прямо из дыма, пеленой укутывающего Сталинград, все десять оставшихся в полку истребителей. Половина из них была оборудована направляющими рейками для реактивных снарядов. Наши оказались сзади слева

от строя немецких бомбардировщиков. Вся картина была у меня перед глазами. Пыхнули серые струи ракет, и три «Ю-87» разлетелись в куски. Черные шапки разрывов эрэсов накрыли строй немцев. Это для их нервов оказалось слишком волнительно. Хаотично маневрируя, бомберы стали бросать бомбы в Волгу и, рассыпавшись, кинулись восвояси. Но не все.

Три головных самолета, не попавших под атаку, держали строй и шли прямо на переправу и скопившиеся за ней войска.

– Демыч, убивай их! – заорал я, бросая истребитель в левый вираж. Надо сбить ведущего, тогда остальные наверняка откажутся от атаки.

Метров с трехсот я начал стрелять. Иначе может быть поздно. Дымные трассеры выстелились к головному самолету. Мимо, еще очередь – мимо. Еще – есть! Ведущий «Юнкерс» вспух клубком дыма и разлетелся на части. Видно было, как вращался и падал воздушный винт. Справа к немцам тянулись трассы ведомого. На фюзеляже и крыльях ближнего к нам самолета запрыгали, заплясали разрывы снарядов авиапушки, от лаптежника отлетели и посыпались вниз какие-то клочья, он клюнул носом и пошел вниз. Никто не выпрыгнул. Третий и последний «Юнкерс» свалился на крыло в отвесное пике. Рядом с ним летела его же бомба. Но тут его настигли трассы сразу двух наших истребителей из группы комиссара, и он, разрушаясь в воздухе, стал как-то неохотно падать, лежа на спине. Рядом повисли два парашютных купола.

Это был разгром, это была победа!

Демыч выскочил вперед и лихо крутанул бочку.

– Встань в строй, накажу! – Я высматривал немецкие истребители в высоте, но никого не видел.

– Хват, фрицев не вижу, где они?

– Опомнился, – ответил довольный Хват. – Они уже давно пятки салом смазали.

Тут в эфире прорезался комиссар: «Всем! Всем! Задание выполнено, идем домой!»

На аэродроме нас ожидала приятная весть: вся группа, все четырнадцать летчиков за этот бой были награждены орденами. Все же было на виду у начальства. Да и контроль за переправой был особый. Комиссар, комэск и я получили «боевики», любимые летчиками ордена Боевого Красного Знамени.

Приятно, черт побери!

Скоро у меня целый иконостас на груди будет. Да, еще мою медаль они зажилили!

Глава 5

Удачный бой над переправой имел и другие последствия. На следующий день на спарке «Як-7» в полк прилетели заместитель командира нашей дивизии и начальник разведотдела. В штаб вызвали обоих комэсков, командиров звеньев и старших летчиков полка.

Разговор начал замкомандира дивизии. Он отметил хороший уровень подготовки и планирования проведенного боя, успешное применение нового тактического приема – заманивание авиации противника в зенитную засаду, эффективное использование реактивных снарядов по групповой цели. Подполковник с удовольствием подвел итоги – сорвана попытка противника уничтожить наши войска, так необходимые в Сталинграде, уничтожено семь бомбардировщиков «Ю-87» из 30, сбито четыре истребителя «Ме-109F-2». Два летчика полка, тут подполковник благожелательно взглянул на меня, сбили в бою по два самолета. Однако… Здесь подпол хмыкнул и передал слово начальнику разведотдела.

Молодой энергичный майор был настроен не так благостно, как его старший товарищ.

– Товарищи командиры! В результате допросов пленных немецких летчиков, сведений, полученных всеми видами разведки, включая агентурную и техническую, я имею в виду в первую очередь радиоразведку, установлено следующее. В настоящее время против авиации Сталинградского и Донского фронтов действует, как вы знаете, 4-й воздушный флот

фашистской Германии, насчитывающий до 1200 боевых самолетов, в том числе – свыше 200 истребителей новейших типов «Ме-109F-2 и F-4» и «Ме-109G2». Еще 40–60 истребителей «Ме-109E» есть у румын. Возможно, что-то есть и у итальянцев, точно это еще не установлено. В нашей 8-й воздушной армии на сегодняшний день насчитывается примерно 450 самолетов. – Майор кашлянул, взглянул на нас и, сообразив, что перед нами дурака валять не надо, продолжил: – Ну, как насчитывается – вы по своему полку знаете. У вас ведь на сегодня осталось 15 самолетов? Так? А в строю? 8-я ВА понесла большие потери, треть оставшихся самолетов неисправны… Пополнение самолетами идет скудное. А накал боев возрастает. Как вы знаете, 15 октября немецко-фашистские войска на узком участке прорвались к Волге в районе Сталинградского тракторного завода…

Майор снова откашлялся. Абсолютно без нужды. Или у него горло перехватило от совершенно хреновой ситуации? Конечно, всего он нам не говорит, но я-то помню, что обстановка в Сталинграде в последнюю декаду октября – первые декады ноября, до 19–20 ноября 1942 года, когда, собственно, и началась операция «Уран» – наше контрнаступление, окружение и разгром немцев, была сверхтяжелая. Ставка накапливала силы для разгрома фашистов, пополнения для обороны Сталинграда давала неохотно, да и это пополнение моментально сгорало в ожесточенных уличных боях. Ничуть не лучше было и у авиаторов. И наша воздушная армия, и соседняя 16-я несли тяжелейшие потери. Штурмовики выбивались зенитной артиллерией и истребителями фашистов при атаках на скопления бронетехники и аэродромы противника. Наши истребители, умываясь кровью, старались выбить бомбардировщики фашистов и вели на последнем напряжении сил воздушные бои с опытными немецкими экспертами, летающими на превосходящих пока наши самолеты истребителях новейших типов.

– Исходя из сложившейся обстановки… – продолжил свой обзор майор. Я задумался, припоминая, как будут развиваться события, и почти перестал его слушать. Вроде после начала нашего контрнаступления должно стать немножко полегче. Немцы сократят свою авиагруппу в котле, на аэродромах останется что-то около 100 истребителей, прикрывающих попытку Геринга наладить воздушный мост для переброски окруженным фашистским войскам необходимых грузов. Ну а наши быстренько научатся жечь немецкие транспортники. Да, еще в ноябре в войска поступят новые истребители – «Як-1б». Вот повезет кому-то на них летать! Очень хороший аппарат. На нем можно и с «F-4», и с «G-2» крутиться. Это уже другая песня пойдет. Погодите, гады! Придет, уже скоро придет наше время! Будет и на нашей улице праздник, так, что ли, скажет товарищ Сталин на ноябрьском торжественном собрании?

– …капитана Россохватского и лейтенанта Туровцева…

Стоп! Это еще что? Что я прослушал?

– …Это недопустимо, товарищи! Почему командование полка не выполняет требование инструкции о ежемесячной смене позывных для летчиков? Почему в качестве позывных используются слоги и слова, раскрывающие настоящие фамилии летного состава?

– О чем это он? – шепнул я, склонившись к уху комэска.

– Да нас песочит за позывные. Говорит, из допросов сбитых фашистов и радиоперехватов их болтовни в воздухе установлено, что немцы нас с тобой теперь знают как облупленных.

– Эт-то есть хорошо! Пусть боятся, гады! – удовлетворенно улыбаясь, откинулся на стенку землянки я.

– Зря вы так улыбаетесь, товарищ лейтенант! – сурово посмотрел на меня бравый разведмайор. – Абсолютно зря! Есть данные, что вашему полку немцы готовят какую-то подлость, расквитаться хотят. В том числе – и персонально с вами. Что вы на это скажете?

Я встал и с вызовом уставился на начальство.

– А что они мне сделают, товарищ майор? Мне и летать-то не на чем, самолета у меня нет! А на земле они меня не достанут! А был бы у меня истребитель, я бы на нем еще и картинку какую нарисовал, чтобы знали, сволочи, с кем дерутся. Не пристало нам их бояться, теперь пусть боятся нас!