Крымские истории
Шрифт:
Испытывая необъяснимое волнение, утром, прямо у двери корпуса, где они жили, он, усаживая её в машину – подал руку, открыл дверцу.
И почувствовал такое сильное желание – эту руку не отпускать, что даже сказал водителю:
– Александр Петрович! Мы вместе сядем, сзади, а то неловко даму оставлять одну…
Впечатлений от поездки в Севастополь было столько, что она вся светилась. Посетили они набережную, возложили цветы к памятнику адмиралу Нахимову, побыли в Храме-усыпальнице адмиралов, как обиходно называли
Он везде её фотографировал и в этот же день, вечером, вручил ей множество фотографий, которым она очень обрадовалась:
– Спасибо Вам, покажу у себя в Центре, родству – не поверят. Спасибо.
И не торопилась убрать свою руку – из его горячих и сухих пальцев, когда он проводил её до номера.
Но к себе не приглашала. Не настаивал и он на этом…
Так шли дни. Он за стол даже не садился и его рукопись сиротливо дожидалась своего часа.
Она уже не ставила условий, не протестовала, когда он её приглашал в ресторан.
Там и произошла его вторая встреча с тем мужчиной, от нападок которого он защитил незнакомую ему, в ту пору, женщину.
Тот, видно, выследил и ждал их. Ждал с таким угрюмым выражением лица, что было видно – ссоры не избежать.
Она торопливо стала искать руку Владиславлева и сильно сжала её в своих маленьких ладонях, прижав к груди.
Во взгляде её было столько мольбы: «Давайте уйдём отсюда!»
– Успокойтесь! Вы же со мной, Вам – совершено нечего опасаться.
И он провёл её за столик, у окна, посадил спиной к выходу, чтобы она не видела своего старинного знакомого.
Но тот долго ждать себя не заставил.
Как только оркестр заиграл танцевальную мелодию, подошёл к их столу и развязно, качаясь на ногах, обратился к нему:
– Ну, что, любезный, Вы позволите пригласить Вашу даму, (он сделал особое ударение на слове «Вашу») на танец?
– А моя дама – с такими паяцами, как Вы, не танцует.
И дёрнув его за рукав, заученным приёмом, одними пальцами, заломил руку того так, что он посинел от боли, его лицо исказилось, на нём выступили крупные капли пота.
– Вон отсюда и больше никогда мне не попадайся, убью, – тихо проговорил Владиславлев, прямо в ухо этому искателю приключений и оттолкнул его от стола.
Слёзы полились из её глаз. В них был и стыд, и благодарность, и смущение, и гордость его поступком.
И он, заметив все её чувства, просто и без любой рисовки, сказал:
– Всё, проехали. И если Вы, когда-либо об этом… скажете хоть слово, вспомните, я… я обижусь на Вас. Мало ли чудаков на свете? Давайте ужинать.
И они, весело и непринуждённо, стали обсуждать прожитый день и ту массу впечатлений, которые
А когда оркестр, вживую, заиграл вальс, он обратился к ней:
– А мне, в вальсе, не откажете? Можно Вас пригласить?
С каким же упоением она отдалась танцу.
Танцевать она любила и умела. И вскоре уже весь зал заинтересованно наблюдал за такой красивой парой немолодых уже людей, которые так красиво вальсировали. Сегодня молодые люди так уже не танцуют.
И когда он, в завершение танца, встал на левое колено, не выпуская её руки из своей, и она, грациозно вальсируя, прошла кружок вокруг него – зал дружно зааплодировал.
Он, поднявшись с колена, с чувством поцеловал её руку и не выпуская из своей, повёл к красиво накрытому столу.
Глаза её лучились от счастья. Она словно помолодела на два десятка лет и казалась ему сейчас, в эту минуту, совершенно юной и так стремящейся к счастью. И его, в полной мере, заслуживающей.
***
Она не отказалась в этот раз посетить его «берлогу», как он называл свой номер.
Роскошный, двухкомнатный полулюкс, было видно – её поразил.
Поразил не мебелью, не коврами, а тем порядком, который характеризует каждого живущего – сразу с порога.
Даже на столе ни одна бумажка не лежала вне этого порядка, который стал, видно, сутью жизни её знакомого.
Он усадил её в удобное кресло, извлёк из холодильника бутылку сухого вина и наполнил бокалы.
Сам же просто, без рисовки, сел у её ног, прямо на ковёр и пронзительно глядя ей в глаза, произнёс:
– Я не знал, что так может быть. Я долго противился своему чувству. Но оно сильнее меня. И я, увидев Вас, понял, что ещё живой, что хочу жить, хочу любить Вас и быть всегда с Вами.
И она, не жеманясь, просто ответила:
– И Вы мне стали очень дороги. Я не знаю, как мне жить без Вас, без этого высокого чувства к Вам. Никогда, никогда в жизни я не испытывала ничего подобного.
Он заключил её в свои крепкие объятия и чуть ли не со стоном приник к её красивым и таким желанным губам…
***
Утром он долго лежал недвижимо, боясь потревожить её короткий сон.
Спала она очень красиво, подложив руку под щеку и прижавшись к своим красивым стройным ногам грудью.
Улыбка чуть приоткрыла её губы и он, не в силах больше терпеть, нежно их поцеловал.
Её руки сразу же замкнулись у него на шее и она тихонько прошептала:
– Не отпущу! Не отдам никому! Ты только мой. Господи, как же я долго шла к тебе, как я долго ждала тебя. И как я молила Господа об этой встрече.
И, уже сжигая все мосты за собой, трогательно и жалобно обратилась к нему:
– Не бросай меня. Я не смогу жить без тебя. Я просто умру без тебя.
– Я буду очень, – после долгой паузы, собравшись с духом, сказала она, – хорошей тебе женой. Доверься мне.