Крымские тетради
Шрифт:
Мария Павловна и Янова вернулись к своим мирным делам, продолжали готовить к изданию письма Антона Павловича.
Но постепенно немцы стали проникать и на окраины: нет-нет да и появится на улице нежданный гость. Но пока в дом никто не заглядывал.
Выпал тяжелый безветренный холодный день. Мария Павловна слегка захворала, и Пелагея Павловна уложила ее в постель.
Часов в двенадцать дня Пелагея Павловна отпрянула от окна.
– Немцы!
– Где?
– У калитки остановилась
– Платок, Поленька!
– Да вы не поднимайтесь.
– Нет,!. Полина, встречу я их сама.
– Мария Павловна посмотрела в окно. Она увидела у калитки серую машину, похожую на гроб, поставленный на колеса; рядом стоял пожилой немец в дождевике, внимательно смотрел на дом и сад. Он шагнул вперед. За ним еще несколько военных, видать подчиненных, они держались позади пожилого немца.
Мария Павловна вышла навстречу - собранная, внешне спокойная.
– Я вас, господа, слушаю, - сказала она по-немецки.
Пожилой поклонился, его помощник забежал вперед:
– Представляю, мадам: майор Бааке. Мы будем здесь жить!
– Это частное владение, господа. Немецкие законы охраняют собственность.
Майор улыбнулся натянуто и решительно нажал на калитку.
Мария Павловна поняла: их не остановить, но сделала еще одну попытку:
– Комнаты не отапливаются и для жилья непригодны.
– Я жду приглашения, мадам, - возразил Бааке.
– Прошу!
Вошли в гостиную.
– О!
– удивился майор. Среди многочисленных фотографий он заметил портрет Гауптмана.
– Зер гут, мадам!
Его помощник сноровисто заглянул в бывшую спальню Антона Павловича и стал без спроса передвигать умывальник.
Мария Павловна решительно воспротивилась:
– Вы не имеете права! Предметы, вещи, дом, сад принадлежат известному русскому писателю Антону Чехову! Я его родная сестра и законная наследница!
– Чехоф!
– Бааке поднял лицо в глубоких морщинах.
– Да, да! Его знают и уважают в Германии. Книги моего брата издавались в Берлине, Лейпциге... Я старый человек и требую уважения.
Майор стал успокаивать:
– Мадам, все будет аккуратно.
– Он сам закрыл дверь в бывшую спальню и приказал занять только столовую. Он решительно откланялся и перестал замечать кого бы то ни было.
Мария Павловна вернулась в свою комнату. Здесь в большой тревоге ждали ее помощницы. Она расплакалась.
– Они остались. Все изгадят!
– Будем надеяться на лучшее, - успокаивала ее Янова.
Тихо вел себя этот самый Бааке. Ни один экспонат не был тронут. Немцы соблюдали идеальную чистоту, майор в комнатах не курил.
Это был молчаливый человек, который, казалось, и белого света не замечал. Иногда - не часто -
Он, видать, занимал какой-то высокий пост. На службу уезжал под усиленной охраной, возвращался с ней же.
Все это было не так уж плохо, во всяком случае могло быть в тысячу раз хуже.
Распорядок дня в доме не нарушался. Помощницы уходили до комендантского часа, а с Марией Павловной оставалась Пелагея Диева, давнишняя попутчица ее жизни.
Но все имеет свой конец. Удача при фашистах - дело случайное. Майор неожиданно стал собираться в дальнюю дорогу. По всему видно было, что он сюда больше не вернется.
Мария Павловна вышла в столовую. Бааке молча поклонился, кивнул головой на портрет Гауптмана:
– Зер гут!
Мария Павловна тревожно смотрела на Бааке. Майор подумал, а потом вызвал своего адъютанта.
За час до отъезда адъютант у входа, прямо на дверях, сделал какую-то надпись, содержание которой неизвестно до сих пор. Однако надпись играла магическую роль.
Немало было попыток проникнуть в дом, но на пути всех стояла дощечка с готическим шрифтом. Она действовала посильнее часового с автоматом. Она гнала прочь даже офицеров самых разных рангов.
Однажды перед ней появился Биттер, ялтинский комендант. Его сопровождал переводчик - бывший адвокат нотариальной конторы.
Биттер внимательно ознакомился с надписью на дощечке, поднял глаза и неожиданно встретился взглядом с Марией Павловной, которая неосторожно выглянула из своей комнаты в открытое окно, - было тепло.
– Битте!
– крикнул комендант.
Мария Павловна сошла к офицеру; переводчик-адъютант, тысячу раз извинившись перед Марией Павловной, представил его:
– Это сам господин комендант фон Биттер!
Офицер четко приложил руку к блестящему козырьку, поклонился, внимательно разглядывал хозяйку дома.
– Чем обязана господину коменданту?
– Мария Павловна спросила по-немецки.
– Разрешите войти?
– Зачем?
– Положим, из обычного любопытства. Я, например, уважаю писателя Чехофа.
– По этой причине в частные дома, господин комендант, не просятся. Мария Павловна держалась очень независимо, (В 1946 году, когда я встретился с ней и мы вспомнили прошлое, она со своей обаятельной улыбкой сказала: "На них действует сила, чувство собственного достоинства. Я этим приемом широко пользовалась и часто достигала нужного").
– Согласен! Но я прошусь в советский музей.
– Ошибаетесь, господин комендант. Здесь частное владение, и только частное. У меня, наконец, есть купчая.