Крымские тетради
Шрифт:
Старший связной, угловатый, немногословный, справился с угощением, поблагодарил и уснул.
Спал он ровно два часа и стал собираться в дорогу. В нем не было азарянского азарта, веселости, но чувствовался характер, бросалась в глаза весомость каждого сказанного им слова.
Сам, значит, машинист паровоза, фамилия Томенко, зовут Михаилом.
Вдруг вспомнилась областная комсомольская конференция. Ведь я именно там видел большой портрет этого человека: "Лучший машинист Сталинской железной дороги!"
Уточнил.
Томенко и его товарищи - коренные севастопольцы, работали в депо, водили военные эшелоны, рыли окопы, а потом гамузом пошли партизанить. Восемьдесят два человека. Железнодорожная группа. Командует Федор Верзулов. Слыхали? Ну как же! Машинист, известный на всей дороге, наш учитель. Крепкий мужик.
Томенко говорил, а руки проворно снимали сапоги, перематывали портянки. Мужик, видать, сноровистый.
Бортников хотел подробностей и не оставлял связного в покое:
– Да ты рассказывай, как воюете вы там?
– Туго.
– Томенко встряхнул вещевой мешок.
– Каратели жмут, что ли?
– И они жмут. И мы им жару поддаем.
– Мешок за плечи.
– Ну и молодцы!
– Все одно туго. Фашист что-то надумал.
– А вы по-партизански: пришел, увидел, бабахнул - и айда прочь!
– Нельзя. Под Севастополем для фашиста место нервное.
С тем Томенко и простился. Мне он понравился. "Место нервное" - точно сказано.
Бортников поглаживал усы, отрицательно покачал головой:
– Отчаянный этот Красников. Я отряды там не держал бы!
А Красников держал и воевал. У меня обострялось желание как можно скорее побывать в тех краях, да и причина была: недалеко от севастопольских лесов, в районе Чайного домика, располагался отряд нашего района Акмечетский, не щедрый на связь. Как там у них?
Конечно, в те дни я не знал никаких подробностей о жизни красниковского штаба. Было известно: воюют, имеют немалые потери, о них шумят сами фашисты. По каким-то каналам проникало к нам и такое: в Пятом районе в последнее время складывается обстановка неуверенности.
Только уже после войны многое для меня прояснилось.
Сам Владимир Красников тогда придерживался твердого намерения воевать рядом с родным городом. Он блокирован, надо отдать все силы, если нужно - и жизнь, но помочь ему. Короче, командир вел линию, взятую с первых дней борьбы: действовать - и активно - на главном направлении, на "нервном месте".
Комиссар Василенко отлично понимал его, но старался смотреть дальше. Самопожертвования он не признавал. Партизаны есть партизаны, они живы маневром. Надо уходить в более глубокий тыл, а оттуда посылать летучие боевые группы на севастопольские дороги.
Особую позицию занимал начальник штаба района Иваненко. До войны главный финансист города Севастополя, аккуратный внешне, сухой
Иваненко гнул свою линию, которая была тоже не лишена смысла и сводилась вот к чему: "Никакой партизанской войны во втором эшелоне фронта быть не может. Что могли - то сделали, а сейчас, пока еще не поздно, надо уходить в Севастополь".
Все эти мнения не были частными. Они отражали настроения, живущие среди партизанской массы.
Но последнее слово оставалось за Владимиром Васильевичем. Он собрал командный состав и решительно сказал:
– Не паниковать!
...Ветер разогнал пелену с гор, серыми тучами замораживалось небо. Посыпался мокрый снег.
Красников в это утро был особенно собранным, что почувствовали все. Он велел командирам быть на своих местах, сам с комиссаром Василенко забрался на Сахарную гору и там застыл, прислушиваясь.
Ровно в восемь утра тишина неожиданно оборвалась артиллерийским огнем. Он начался со стороны противника, но уже через минуту дружно ответил Севастополь.
Дуэль между нашими морскими батареями и немцами становилась все жарче. Отдельные снаряды пролетали стоянки партизан и оглушающе рвались, дымно, но без пламени.
Полчаса качало горную гряду, ходил ходуном лес, а потом как отрезало. Только пороховая гарь остро била в ноздри.
Минута тишины перед атакой... Кто из фронтовиков не помнит ее!
Комиссар с тяжело опущенным подбородком уставился в одну точку, Красников протер пальцами стекла пенсне.
Ни командир, ни комиссар не предполагали, что эта дуэль непосредственно коснется их самих и подчиненных им отрядов. Что она просто отвлекающая сила, что под ее прикрытием подбираются к партизанам каратели.
И вдруг, прямо под ногами, автоматные очереди, свист пуль и беспокойный бас Верзулова - командира Железнодорожной группы:
– Фашисты!
Крики:
– Сюда! Сюда!!
Красников скатился с горы, увидел Михаила Томенко.
– Где ваши?
– Вот рядом.
– Атакуй!
– Красников показал на тропу.
Группа железнодорожников метнулась вправо и тут же увидела немцев, осторожно нащупывающих тропку на Сахарную гору.
Красников перебежал поляну, пули взрыли за ним снег.
Чья-то сильная рука пригнула его к земле.
– Убьют, командир!
Это был командир группы Михаил Якунин, бывший секретарь Корабельного райкома партии.
– Много наших?
– отдышавшись, спросил Красников.
– С полсотни. Думаю так: немцы не минуют поляну.
И буквально через минуту в двадцати метрах от партизан появилась цепь карателей. Немцы осмотрелись, а потом сбились плотнее.
– Якунин, нельзя упускать!
– шепнул Красников.
– Не упустим, командир. А вы отползите назад, прошу!