Крысолов
Шрифт:
Меня повели к служебной дверце, что вела в темноватую комнатку. Мужчина, флиртовавший с блондинкой, вдруг встрепенулся и сказал, поворачиваясь ко мне:
– Вам покажут что-то особенное? Не возражаете, если я тоже взгляну?
Он пристроился за мной в кильватер, да так ловко, что блондиночка отпала сразу, а брюнетка оказалась впереди. В дверях я почувствовал, как его дыхание греет мое ухо. Затем раздался шепот:
– Из этой комнаты есть выход во двор, Гудмен. Там стоит голубой «БМВ». Садитесь и ни о чем не беспокойтесь. Отвезут туда, где вас рады видеть.
Мои губы чуть заметно шевельнулись:
– Я не один.
– Знаю. Я же сказал, не беспокойтесь!
«Голубая
Мой спутник тоже даром времени не тратил и из мужчины в пиджаке преобразился в мужчину в свитере. Пиджак отправился в сумку, откуда перед тем был извлечен свитер, а сумка повешена за спину – точь-в-точь как у меня. Вдобавок этот тип не уступал мне ростом, и свитер вроде был похож, и брюки, и эта самая сумка, и башмаки, не говоря уж о волосах; завершив метаморфозу, он кивнул, вернулся в зал и, встав спиной к окну, продолжил флирт с блондинкой.
Не мешкая, я подхватил свои розы в кувшинчиках и выскочил во двор. Любопытство терзало меня: голубой «БМВ», подпольная кличка Гудмен и таинственность обстановки распаляли воображение. Юркнув в машину, я посмотрел на часы (было 14. 10), бросил водителю: «Едем!» – но он не торопился, внимательно оглядел меня и спросил:
– Вы – Хорошев? Дмитрий Григорьевич Хорошев? Он же – Гудмен?
– Нет, великий дух Маниту!
Кажется, пароль был правильным; рявкнул двигатель, и мы дворами выползли на Каменноостровский проспект. Дорога была недолгой, зато извилистой; минут пятнадцать мы петляли по узким и разбитым улочкам Петроградской стороны, потом проехали под древней аркой и остановились во дворе-колодце у единственного подъезда. Дом был самым обычным – четырехэтажным, столетней постройки, с трещинами на грязно-розовых стенах и осыпающейся штукатуркой. Двор тоже был не в лучшем состоянии. Вход в подъезд закрывала массивная дверь, вероятно дубовая, окрашенная в мрачный черный цвет.
– Поднимайтесь на четвертый этаж, – сказал водитель. – Вас ждут.
– А что на первых трех? – с невинным видом поинтересовался я.
– Школа стриптиза для начинающих, – раздалось в ответ. – Хотите записаться?
Мысленно поаплодировав, я вылез из машины и потащился на самый верх, бережно придерживая пакет с розами и кувшинчиками. На площадке второго этажа притормозил, ощупал правое запястье – невидимый гипноглиф-берсерк был там, прятался под толстой тканью свитера. Это придавало мне уверенности. В конце концов, что могут сделать с благородным боярином? Вздернуть на дыбу? Посадить на кол? Я сам их вздерну и посажу! Все три команды! Как советовал Мартьянов – выпрыгнуть из-за прилавка, словно как тигр из зарослей, и сразу бить на поражение!
При мысли о Мартьянове я еще больше взбодрился и стал напевать:
– Три короля из трех сторон решили заодно: ты должен сгинуть, юный Джон Ячменное Зерно! Погибни, Джон, – в дыму, в пыли, твоя судьба темна! И вот взрывают короли могилу для зерна…
На четвертом этаже была только одна дверь, распахнутая в ожидании дорогого гостя. На пороге стоял мормоныш с белой нашлепкой на темени.
– Как голова?
Он лишь поморщился и махнул рукой – не задавай, мол, глупых вопросов, а проходи скорее в нашу конспиративную квартиру. Она оказалась большой, ухоженной, но без излишней роскоши – никаких евростандартов, венецианских зеркал и мебели маркетри. Из холла, оклеенного светлыми обоями в васильках и маргаритках, мы попали в просторную комнату, где на обоях зеленели ветви шиповника с нежными розовыми цветами. Еще тут обнаружился массивный круглый стол с отполированной до блеска столешницей, два мягких кожаных диванчика у стен, плотно закрытый шкаф, камин и кресла. В одном из них сидел мой старый чернокожий друг из Таскалусы. Челюсти его мерно шевелились, перетирая жвачку.
– Какой приятный сюрприз! Дик Бартон, страховой агент, если не ошибаюсь? – Я перешел на английский и подмигнул ему с оттенком интимности.
– Увы, Гудмен, ошибаешься! Дик Долби, коммерсант. Интересуюсь закупками рашен пива. – Он вытянул из кармана смятую бумажку и прочитал по слогам: – Стэ-панс Рэй-зенс.
– Не стоит, – посоветовал я, усаживаясь в кресло. – Лучше «Балтика». Особенно рекомендую четвертый номер. Но третий тоже хорош.
– Моча, – угрюмо буркнул мормоныш и плюхнулся на диван. – Скунсовая моча плюс керосин из енотовой задницы.
Я обиделся. Этому заокеанскому хмырю не стоило критиковать чужое пиво. Тем более что в их Заокеании не умеют делать даже приличные сухие вина. Их белое калифорнийское – вот это моча!
– Ну, к делу, – произнес Бартон-Долби, который явно был тут за старшего. – К делу, джентльмены! Время – деньги… – Он повернулся ко мне, оглядел пакет с кувшинчиками и розами, который я поставил на пол, и спросил: – Так чем порадуешь, Гудмен?
– Чем-нибудь порадую. Но прежде хотелось бы справочку… такую маленькую справочку… Кажется, в ЦРУ нет воинских званий? А что там есть? Младший полевой агент, старший полевой агент, ведущий и так далее, вплоть до самого главного?
Зулус прекратил жевать и недоуменно моргнул.
– Зачем это тебе, Гудмен?
– Для расширения кругозора. Вот он, – я ткнул пальцем в мормоныша, – кто он такой? Рядовой незримого фронта? Обычный агент?
– Примерно так, – согласился Бартон-Долби.
– А ты, друг мой, в каком же чине?
– Тоже агент, но ответственный, специальный и полномочный. Это все, что ты хотел узнать?
– Все. Теперь мы можем урегулировать один небольшой инцидент, как подобает джентльменам. – Я грозно нахмурился и заявил: – Требую сатисфакции и извинений! Желаю, чтобы ответственный и полномочный агент сделал выговор просто агенту. Строгий выговор, с занесением в личный файл, за некорректные действия в прошлый четверг. Пусть просто агент топит в Вуоксе гангстеров сотнями, это его проблемы, но я контактировать с данной публикой не собираюсь. И не хочу, чтобы меня беспокоили, равно как в моей городской резиденции, так и в загородном поместье. Это нарушение договора, сэр! Очень серьезное нарушение!
Согласно кивнув, Бартон-Долби сделал знак мормонышу, и тот нехотя поднялся с дивана.
– Я вроде бы и так наказан, – пробормотал Джек-Джон-Джим, дотронувшись до нашлепки на голове.
– Но не по административной линии, – возразил я, развалился в кресле, закинул ногу на ногу и закурил. Полномочный агент принялся выговаривать просто агенту, но выглядел выговор жидковатым – английский лишен тех красочных эпитетов и сравнений, с какими положено мылить шею подчиненному. Тем не менее пришлось дослушать до конца. Потом зулус сказал: