Крысоловка
Шрифт:
Все началось с ее сына Томаса. Они замечательно поладили. Розе такое отношение было непривычно. Обычно людям не нравился Томас, считали его невоспитанным. Когда они познакомились, Томасу было десять. Встретились в парке, на празднике воздушных змеев. Анние вывела на прогулку своих мальчишек, туда же пришел и Титус с дочерьми. Держал девчонок за косы. Позднее он расскажет, что заплетал дочерям волосы, пока они не выросли и не научились сами справляться с косичками.
– Господи, сколько на это времени уходило! Вся эта возня с запутавшимися волосами и лентами, а ты опаздываешь в детский сад… Я хотел подстричь их коротко, но они такой крик подняли! Пришлось уступить.
– Что
Титус рассмеялся. Расстелил одеяло – серое, в красную полоску. Скоро он расстелет это же одеяло в укромной рощице сразу за Нюнесхамном. «Иди сюда, Роза», – прошепчет он и опустится рядом с ней, расстегнет ей блузку и начнет целовать плоские, маленькие грудки.
Но тогда, в парке, она еще ни о чем таком не думала. Титус с интересом поглядывал на нее. Спросил:
– А где же твой?
– Нет у меня никого.
– Вот как. И у меня никого. Клуб одиноких сердец [10] . Yes! И мы в правлении. Пожалуй, имеет смысл утвердить устав организации?
10
Намек на название альбома «Битлз» «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера» (19б7).
Томас сидел в стороне, отвернувшись и поджав под себя ногу. Что-то буркнул вместо приветствия. Как обычно, Розе стало стыдно. Хоть бы попытался изобразить радость. Впрочем, все равно толку не будет.
– Томас, – сказала она, – милый Томас, почему бы тебе не…
Титус пристально смотрел на нее. Она вдруг осознала, до чего пронзительные у него глаза, ярко-голубые. Он чуть качнул головой. И расправил гигантского воздушного змея, которого принес сложенным, – блестящая фольга, хвост в золотых цветах. Сам сделал.
Взял Томаса за руку:
– Пошли?
Томас поплелся за ним, но потом вдруг оживился.
Она смотрела, как мужчина и мальчик лавируют меж расстеленных на траве покрывал, как выходят в поле. Увидела, как взмывает в небо змей, как цепляется за бечевку Томас. Как он бежит, все быстрее и быстрее, увлекаемый змеем. Вернулся весь мокрый. И улыбка во все лицо, какой она никогда у него не видела. А Роза все это время просидела с девочками. Девочки смущались и хихикали.
– Совместная опека, с бывшей, – одними губами сказала Анние. – Потом расскажу.
Потом она узнала все. И о сбежавшей жене, и о девочках, оставшихся на его попечении, и как он решил все делать сам, не полагаться на эту гадину.
«Совсем как я», – подумала Роза.
Клуб одиноких сердец…
Он был забавным. Жизнерадостным. Заставил и ее, и мальчика оттаять.
Однажды утром неожиданно позвонил:
– Это Титус. У нас тут с девочками намечается поездка в Грену, во второй половине дня. Присоединитесь?
Вот так, внезапно.
Позже он расскажет, что к экспромту этому готовился не один день. Долго не осмеливался набрать ее номер. Страх вновь быть отвергнутым, страх новой боли. Она узнала, что поступок первой жены оставил в его душе шрамы, до сих пор не зажившие. Он стал обидчив и вспыльчив. Но легок в общении, хороший собеседник Он слушал. Давал добрые советы.
Роза осознала, что истосковалась по общению. Все свое свободное время она проводила с Томасом.
Потом все понеслось стремительно. Через месяц они уже были вместе. Большой семьей, с тремя детьми. По крайней мере, каждую вторую неделю они становились большой семьей. Томас и Роза упаковали свои вещи в коробки из-под бананов и переехали на виллу
Даже Томасу здесь нравилось. Ему пришлось сменить школу, и Роза беспокоилась из-за этого: ее нервный мальчик тяжело переживал любые перемены. Иной раз она задавалась вопросом, нет ли у сына аутизма. Что она знает о наследственности англичанина?
Однажды Роза записалась на прием к детскому психологу, но очередь тянулась медленно, и, когда их наконец пригласили, она решила, что сын стал более открытым. И отменила посещение.
С Титусом жилось легко. Он был чувственный, любящий, баловал ее частыми подарками, которые Роза не открывала до тех пор, пока дом не погружался в тишину. Дорогое белье, чулки. Роза осознала, что теперь ей нравится смотреть на себя, что все ее комплексы из-за мальчишеского тела исчезли. Ей нравилось стоять в ванной перед большим зеркалом. Сливочное кружево, шелк Она и не подозревала, что может так выглядеть. А в постели ее ждал Титус, ее любимый, самый лучший в мире человек. Это благодаря ему она могла без стыдливости распахнуть дверь, шагнуть в комнату.
– О, замечательно! Повернись, дай рассмотреть. Господи, Роза, какая ты красивая, Роза!
Ингрид
В воскресенье она решила не звонить в больницу. Пусть девочки побудут с Титусом наедине. Ближе к вечеру села в автобус, направлявшийся к больнице.
На улице оказалось неожиданно тепло. Сидела у окошка и вбирала в себя цветы, юную зелень. Тюльпаны, нарциссы, синие стрелки гиацинтов. Разноцветье там, где еще недавно царила серость. Скоро лето. Они с Титусом обсуждали, не съездить ли еще раз в Барселону, до жары. Снова прогуляться по широкой Ла Рамбла, попить сангрии в погребке у набережной…
«Мы справимся! – билось у нее в голове. – Ты снова станешь сильным, мы справимся!»
Когда она вышла на конечной остановке, налетевший ветер закружил мусор, швырнул в лицо пыль. Что-то попало в глаз, и она первым делом поспешила в туалет – промыть. Взглянула на себя в зеркало: лицо бледное, опухшее. Лицо стареющей женщины. Неизбежность. В ярком свете стало очевидно: пора к парикмахеру, надо покрасить волосы. Корни темные, а она всегда презирала женщин, так запускавших себя. На подбородке странная припухлость, потрогаешь – больно. Прыщик. Увенчанный белым гнойничком, но ничего не выжимается. После того как она на него надавила, прыщик стал лишь заметнее. Подростковые прыщи в пятьдесят лет! Поежилась. Достала расческу, сделала несколько взмахов, но лучше не стало. И внезапно – усталость, неимоверная усталость. Вернуться бы на остановку, сесть в автобус и ехать, ехать… Автобус курсировал между двумя больницами – Южной и Королевской.
Беспокоилась – как себя чувствует Титус? Не утомил ли его визит дочерей? Они больше не винили Ингрид, приняли выбор отца, хотя переживали, что отец поступил в точности как когда-то их мать. Биргитта нанесла ему рану, от которой он, по сути, так и не оправился, и дочери тогда были на его стороне, поддерживали как могли. А потом он поступил так же. Им тяжело было принять это.
«Но ведь Роза им не мать, – подумала Ингрид, – откуда же такая непримиримость?» Необъяснимо. Наверное, дело в ней самой, в Ингрид, это ее они не выносили. Казалось, девушки заключили между собой пари, кто первая сживет ее со свету. Как же такое могло быть? Так по-детски… Издевались, будто школьницы.