Крюк. Лабиринт
Шрифт:
Когда Сара взглянула на ящичек, Мудрец легонько потряс его.
Что оставалось ей делать? Сначала она колебалась, потом решила пожертвовать одним из значков, приколотых к цепочке, которую она все еще держала в руке.
Но Хряксон угадал ее мысли.
— Не смей этого делать! — рявкнул он. — Они мои!
Сара призадумалась, а потом сняла с пальца бутафорное кольцо, которое досталось ей от матери. Хряксон увидел, как девушка бросила кольцо в копилку и позеленел от злости. Он ведь так надеялся, что кольцо это тоже достанется ему!
— Весьма признательно вас
И они снова пошли по парку. Когда они отошли от скамейки на значительное расстояние, Хряксон сказал:
— Зря отдала такую вещь. Он ведь тебе ничего путного не сказал.
— Понимаешь, — ответила Сара, — он сказал вроде того, что путь вперед — это иногда путь назад. Пока мы пытались идти вперед, мы никуда не пришли. Тогда почему бы нам не попытаться пойти назад? Может, так у нас получится.
По его кислой мине легко было понять, что Хряксон очень сомневается в успехе. Однако он решил ублажить девушку и сделать так, как она предлагает. Теперь они повернулись на сто восемьдесят градусов и пошли через последний, уже известный им проход, задом наперед. И парк оставался от них все дальше и дальше, наполненный спокойствием и пением птиц.
Шляпа неотрывно следила, как Сара и Хряксон пятились назад. Следила, пока они окончательно не скрылись вдали. И тогда прокричала:
— Ах, как много вы знаете! Они воспользовались вашим советом!
— Хр-р-р, — мерным храпом ответил Мудрец. Он задремал, расслабившись после такой напряженной умственной работы.
Шляпа, склонив голову, подмигнула ему и проговорила:
— Это большая честь быть вашей шляпой.
— Хр-р-р, — согласился Мудрец.
Однако после того, как Сара и Хряксон потеряли из виду мудреца, они обнаружили, что снова могут продвигаться вперед обычным способом, а не пятясь задом наперед. Это было для них приятной новостью. Но не более того. Потому что теперь они оказались в Лабиринте из живых изгородей, которые то и дело либо петляли направо или налево, либо так часто поворачивали назад, что замок ни на капельку не становился к ним ближе. Часто они видели его поверх зарослей
— его шпили и башни, но как бы они ни спешили и сколько бы ни прошли, он оставался на недосягаемом расстоянии от них.
Сара все еще была под впечатлением от слов Мудреца.
— Хряксон, — спросила она, — как бы вы ответили на такой вопрос: когда человек говорит разумные вещи, а когда несет вздор?
Хряксон пожал плечами.
— Откуда мне знать? Хряксон знает одно: мы делаем вид, что идем куда надо, а на самом деле давно заблудились. Отпустите меня домой.
— Ни за какие коврижки. Пока не дойдем до замка, мы с тобой — не-разлей-вода, — сказала Сара и подумала о том, сколько времени у нее осталось.
— Ха! — довольно недружелюбно фыркнул Хряксон.
Но его драгоценные безделушки пока что в ее руках. И он не
Аллея, поворот, снова аллея, тупик, каменная колонна, аллея, изваяния, еще поворот, еще аллея — и снова в никуда. Сара подумала, что это какая-то замкнутая система, из которой вообще нет выхода. А есть один лишь вход — ваза на мраморном столе. Скорее всего, это одна из штучек Джарефа, которую он придумал, чтобы отнять все оставшееся время. Но если это так, тогда... Она вздрогнула. Хватит ли у нее мужества вернуться обратно к той вазе, и снова по лестнице, и снова по этому кошмарному подземелью?
Значит, снова вниз, вниз, вниз...
Она припомнила те Руки, и темницу, и жуткую кромсающую машину, и Джарефа в нищенском наряде. Вспомнила фразу, которую ее мама однажды прочитала из какой-то книжки ей вслух. Мама всегда так поступала, когда находила для себя в книге что-то любопытное. Вот эта фраза: Когда разговариваешь с нищим, помни: может оказаться, что это переодетый Господь. Когда Сара снова встретится с мамой, она обязательно повторит эти слова и продолжит: ...или это просто-напросто Король домовых.
Сара пожала плечами. Как она могла надеяться, что от Джарефа можно ожидать чего-нибудь порядочного? Он опасен и очень силен — это точно. Но все-таки он слишком любит это — пускать пыль в глаза, и, значит, он обманщик. У него есть уже кой-какие отработанные приемчики, в чем она неоднократно убеждалась. К тому же он довольно-таки привлекательный. Но уважать такого — а уж тем более восхищаться им, — простите! Самое лестное слово, которым можно его обозвать, — ГРУБИЯН.
Аллея, поворот, аллея... И все это между плотными рядами живой изгороди, когда абсолютно не видно, что происходит за соседним поворотом...
Хряксон какое-то время шел молча. Потом он спросил:
— Почему ты сказала, что я твой друг?
— Потому что это так и есть на самом деле, — призналась Сара. — До настоящего друга вам, может, и далеко, но вы — единственный, кто со мной в этом месте.
Хряксон подумал-подумал и проговорил:
— У меня никогда прежде не было друга.
Неистовый душераздирающий рев раздался откуда-то поблизости. Сара и ее спутник на мгновение замерли. Потом Хряксон повертелся из стороны в сторону и с криком: Береги наше добро! — пустился наутек.
Сара бросилась за ним, догнала и схватила за рукав.
— Эй, погодите, — сердито произнесла она, — вы мне друг или нет?
Хряксон замялся, и тут снова воздух задрожал от разлитого в нем рева. Этого вполне хватило, чтобы Хряксон разобрался в своих чувствах.
— Нет, нет и еще раз нет! Хряксон никому не друг. Он любит только себя. Между прочим, как и все остальные. — Он вызволил свой рукав. — Хряксон — друг Хряксона! — прокричал он, убегая от Сары и от дикого рева.
— Хряксон! — позвала его девушка. Но человечек исчез среди зарослей. — Хряксон, ВЫ — трус!