Ксеноцид (др. перевод)
Шрифт:
Грего.
«Я стою посреди поросшей травой площади, вокруг меня собралась огромная толпа, каждый человек соединен со мной прочной невидимой нитью, моя воля – их воля, мои губы произносят их слова, их сердца бьются в ритме с моим. Я никогда не ощущал ничего подобного, не жил такой жизнью, не был частью такого огромного скопления людей, нет, не частью, а мозгом, центром, во мне заключены все они, десятки, сотни. Мой гнев – их гнев, их руки – мои руки, их глаза видят только то, что показываю им я».
Настоящая
– Епископ говорит, мы должны просить справедливости Господней, но удовлетворит ли нас это?
– Нет!
– Пеквениньос говорят, они уничтожат лес, который убил моего брата, но верим ли мы им?
– Нет!
«Они подхватывают мою мысль; когда я замолкаю, чтобы перевести дыхание, они кричат за меня, поэтому мой голос продолжает звучать, вырываясь из глоток пятисот мужчин и женщин. Епископ пришел ко мне, исполненный умиротворения, благочестия и терпения. Приходил ко мне и мэр, предупреждал о полиции, беспорядках, намекал на тюрьму. Заглянула Валентина, стремилась поразить меня остротой своего ума, говорила об ответственности. Все они догадываются о моей силе – силе, о существовании которой я раньше не подозревал, о власти, которую я начал ощущать, только когда перестал повиноваться им и в конце концов обратился к людям, раскрыв свое сердце. Правда – вот источник моей силы и власти. Я перестал обманывать людей и подарил им истину, и смотрите же, кем я стал, кем стали мы, сплоченные воедино».
– Если кто и имеет право наказать свинью за то, что она убила Квима, так это только мы. За человеческую жизнь будут мстить человеческие же руки! Пеквениньос утверждают, будто убийцам вынесен смертный приговор, – но мы одни имеем право назначать палача! Мы своими глазами должны убедиться в том, что приговор приведен в исполнение!
– Да! Да!
– Они сидели и смотрели, как мой брат умирал, корчась в агонии, пожираемый десколадой! Они спокойно смотрели, как его тело пожирает адский огонь! Теперь мы сожжем их лес!
– Сжечь их! Огонь! Огонь!
«Вот! Они зажигают спички, выдирают клочки травы и поджигают их. Пламя! Все вместе мы запалим погребальный костер!»
– Завтра мы отправляемся в карательный поход…
– Сегодня! Сейчас!
– Завтра; мы не можем идти ночью, кроме того, надо запастись водой, продуктами…
– Сейчас! Сегодня же! Сжечь их всех!
– Говорю вам, за одну ночь туда не добраться, это в сотнях километров от Милагре, несколько дней пути…
– Прямо за забором найдутся свинксы!
– Но это ведь не они убили Квима…
– Все они убийцы, маленькие ублюдки!
– Они убили Либо!
– Они убили Пипо и Либо!
– Все как один убийцы!
– Сегодня же поджарим их!
– Всех спалим!
– Лузитания – наш мир, не отдадим его каким-то тварям!
«Они что, обезумели? Неужели они считают, что я позволю им убить местных свинксов – они
– Это дело рук Воителя! Воителя и его лес мы накажем!
– Проучить их!
– Бей свинксов!
– Пали!
– Огонь!
Тишина, словно все замерло. Затишье. Представившаяся возможность.
«Думай, подбирай правильные слова. Придумай что-нибудь, чтобы отвлечь их, вернуть, ведь они ускользают от меня. Они – часть моего тела, часть моей души, но сейчас они отрекаются от меня. Один болезненный спазм – и я потеряю контроль, если он у меня когда-нибудь был, этот контроль. Что я могу сказать в эту краткую секунду всеобщей тишины, что мне сделать, как привести их в чувство?»
Долго, слишком долго. Сомнения Грего чересчур затянулись. В этот краткий миг затишья откуда-то сзади прозвучал голос мальчика, еще совсем ребенка, исполненный детской невинности голосок, который пробудил во всех сердцах жуткий гнев и ненависть, требующих немедленного действия. Ребенок крикнул:
– За Квима и Иисуса Христа!
– Квим и Христос! Квим и Христос!
– Нет! – заорал Грего. – Подождите! Не смейте этого делать!
Они обтекли его жаркой волной, сбили с ног. Он попытался подняться, кто-то наступил ему на руку. Где же табуретка, на которой он стоял?
«Вот она, вцепиться в нее, не позволить им затоптать меня, они затопчут меня насмерть, если я не встану, я должен двигаться вместе с ними, подняться и идти с ними, бежать с ними, иначе они сомнут меня, сотрут в порошок».
Они неслись мимо него, завывая во всю глотку, что-то выкрикивая на бегу. Буйство перекинулось с площади на поросшие травой улицы; то тут, то там загорались небольшие факелы, люди кричали: «Огонь!», «Жги их!», «Квим и Христос!» Подобно потоку лавы, вырывающемуся из квадратного жерла городской площади, толпа текла в сторону леса, замершего в ожидании на возвышающемся неподалеку холме.
– Господи Исусе, что они творят?!
Это была Валентина. Грего стоял на коленях, бессильно навалившись на табурет. Она глядела толпе вслед – «кратер» уже опустел и даже «остыл», люди огненной волной неслись прочь от места, где, собственно, и зародилась эта огненная волна.
– Грего, самоуверенный сукин сын, теперь-то ты видишь, что натворил?!
«Я?»
– Я собирался вести их на Воителя. Я хотел, чтобы справедливость свершилась.
– Идиот, ты же физик! Ты что, никогда не слышал о принципе неопределенности?
– Это квантовая физика. Филотическая физика…
– Физика толпы, Грего. Эти люди никогда тебе не принадлежали. Это ты им отдался. А теперь, использовав тебя, они собираются уничтожить лес, где живут наши лучшие друзья, самые преданные наши сторонники среди пеквениньос. Что нам делать дальше? Это война – война между людьми и пеквениньос, если только последние не обладают в буквальном смысле слова нечеловеческим терпением. И война эта будет на нашей совести.
– Воитель убил Квима.